Анастасия Гор - Ковен озера Шамплейн [litres]

– Нет-нет! Сайфер был помешан на избранности, а избранными он считал тех, кто способен загубить душу ради своей цели. Ну что, мальчики, есть желающие?

Сэм многозначительно сложил руки на груди, а вот Коул призадумался. Я покачала головой, сплетая вместе наши пальцы, чтобы не подпустить его к Авроре ни на метр. Поняв, что добровольцев нет, Аврора состроила разочарованную гримасу и подозвала к себе атташе.

– Габриэль, дай руку, милый.

Смуглый мужчина оттолкнулся от стены и послушно подошел к хозяйке, закатывая рукав черного плаща. Хватило секунды, чтобы Аврора прошептала заклятие: ее слова, как лезвие скальпеля, рассекли ладонь атташе. Из аккуратного, словно хирургического, надреза потекла багровая кровь. Аврора приложила ладонь Габриэля к треугольнику, вырезанному по центру стены, и та затрещала.

– Что за… – пробормотал Сэм, пятясь.

Стена разошлась в обе стороны, как раздвижные двери. Внутри оказалось темно: все, что было видно, – это лишь мраморные стены, увешанные гобеленами, и длинный коридор, уходящий в никуда.

– Хм, – растерянно изрекла Аврора, приблизившись к черте входа, за которой колыхался мрак. – Не припомню, чтобы здесь было так… мало света. Но не страшно, сейчас исправим. – Она набрала в легкие побольше воздуха, наклонилась вперед и дунула вместе с шепотом: – Feuer an !

Восковые свечи и хрустальные люстры вспыхнули от ее дыхания, промчавшегося по всему дому ковена, как ветер. А дом этот, выточенный прямо внутри скалы, был не чем иным, как многоэтажным особняком из алебастра и сусального золота. Потолок украшала синяя фреска на римские сюжеты, будто выведенная мастерской рукой самого Микеланджело. Массивные люстры качались под слоями пыли, а мебель из красного дерева, невзирая на свой роскошный византийский стиль, заросла паутиной. Зои взвизгнула при виде одного из паучьих гнезд: мохнатые членистоногие копошились прямо под обивкой мягкого пуфика, куда она хотела сесть. В особняке ковена было столь же красиво, сколь и ужасно. Мы не встретили ни одной живой души, пока брели вдоль извилистых коридоров, где глазурованная плитка пошла трещинами от старости, а крысы пищали в поисках еды. Коул хватался за каждую дверную ручку, но все комнаты были заперты.

– И чтобы было так пусто, я не припомню тоже, – озадаченно сказала Аврора, когда мы наконец-то вышли в просторную и не перекрытую часть дома. Остановившись посреди обеденного зала, Аврора зажгла одним ударом трости изумрудный огонь в камине. Зеленый, он походил на часть того леса, что остался за сводами пещеры, но все равно согревал: Сэм подставил к нему руки, нежась.

Я обернулась на Коула, разглядывающего картину над прилежно сервированным столом. Судя по количеству грязи, никто давно за ним не обедал.

– Это Сайфер?

Я подошла ближе, чтобы рассмотреть на масляном полотне статного мужчину с серебряными волосами и холодными глазами им под стать. Одетый в классический пиджак и красную бабочку, он держал руки сложенными за спиной. На его груди висела грузная цепь с агатовым медальоном в виде скарабея. Лицо у мужчины было узким и тонким, как у гончей, с бескомпромиссным выражением и аристократической бледной кожей. Лишь имя «Марк Бенджамин Сайфер» на золотой вставке в раме портрета убедило меня, что это и впрямь Верховный колдун ковена Кливленда. У него с Исааком Грейсом не было совершенно ничего общего, как, впрочем, и с Валентином Эбигнейлом.

– Неприятный тип, – озвучил мои мысли Коул. – Может быть, даже хорошо, что его здесь нет.

– Да здесь вообще никого нет! – воскликнула Зои, отряхивая от пыли одну из салфеток, расписанных вручную, чтобы ненавязчиво спрятать ее к себе в карман. – Может, они переехали? Надо осмотреться. Давайте разделимся.

– С этого и начинаются все фильмы ужасов, – тут же поежился Сэм. – Вы что, хотите умереть?

– Мы ведьмы, – вздохнула Зои. – На нас эти голливудские клише не работают. Идем уже!

Она дернула Сэма за капюшон и потянула в западное крыло. Увидев, что Аврора растянулась в одном из кресел, явно не намереваясь присоединяться, я сбросила на стул рюкзак и кивнула Коулу в противоположную часть особняка.

– Ну что, пошли следовать сценарию подросткового хоррора?

Он усмехнулся и, все-таки вынув из ножен навахон, взял меня за руку. Мы обошли почти все крыло, поочередно пытаясь отпереть каждую из комнат, но так и не нашли ничего примечательного помимо окон, выточенных прямо в скале и выходящих на потрясающие пейзажи Глэйшера. С коваными прутьями, они были невидимы для всех, кто мог искать их взглядом извне. Но вид открывался такой, что захватывало дух: бурные реки, густые леса и ледниковые озера. Другие горные хребты росли вдалеке, как спины дремлющих драконов. Весь особняк был безопасным убежищем, откуда можно было лицезреть весь мир, но откуда весь мир не мог увидеть тебя.

– Поднимемся? – предложила я, обнаружив за колоннами винтовую лестницу. – Это последнее, что мы еще не попытались осмотреть, выломать или пощупать.

Коул повернулся, вертя потертую ручку очередной запертой двери: как и все остальные, та не отзывалась ни на удары ногой, ни на магию.

Я запрыгнула на ступеньки, и Коул с готовностью последовал за мной, не отставая ни на шаг. Лишь благодаря блеску его навахона, отражающего свет из коридора, я разглядела дубовую дверь, которой кончалась лестница. Коулу пришлось несколько раз приложиться об нее плечом и рукоятью клинка, чтобы все-таки открыть.

– Ура, получилось, надо же! Стой, это… детская?

Я оглядела темноту, скопившуюся внутри узкой, маленькой комнаты, где магия Авроры по непонятной причине не зажгла свет, а запирающие чары не действовали. Выставив над головой горящий экран сотового телефона, Коул вошел первым.

Под потолком на леске порхали бумажные бабочки. Здесь даже не было окон: витражи заменяли их, искусственно подсвеченные изнутри, чтобы сымитировать солнечный свет. В углу мерцал единственный ночник в абажуре, включенный. Я прошлась до облезлой детской кроватки, напичканной плюшевыми игрушками, а затем взглянула на заправленную постель, тоже крохотную, с изголовьем в форме сердечка. Везде были разбросаны кубики и куклы, а к каменной стене, выкрашенной в розовый, была прибита картина в золотой раме.

– Эй, посмотри. Это разве не тот портрет, который мы видели внизу? Только здесь кроме Сайфера еще…

– Его дочь, – выдохнула я.

В отличие от идентичной картины в обеденной зале, обрезанной наполовину, здесь по правую руку от Сайфера стояла хрупкая девочка болезненного вида. Они даже не прикасались друг к другу: руки девочки были прижаты к груди крест-накрест, словно в жертвенном смирении. Белокуро-медовые волосы, убранные со лба голубым ободком, струились на белоснежное рюшевое платье. На миниатюрном личике, без намека на улыбку или румянец, серые глаза казались совсем огромными.