Анастасия Гор - Ковен озера Шамплейн [litres]

Коты мяукнули.

– Хорошо. Только не переусердствуйте, – напутствовала я, пристально следя за гримами, принявшимися обступать Сэма. – Не хочу, чтобы его мозги превратились в желе.

Эго оскорбленно фыркнул и запрыгнул Сэму на подушку. Все трое вдруг сплелись вокруг его головы мохнатой шапкой. В зловонных пастях сверкнули розовые языки – и гримы одновременно лизнули голову Сэма.

Он раскрыл рот и выгнулся, сведенный судорогой.

– Все же никакая ветчина не сравнится со вкусом истинного страха, – промурлыкал Спор, лобзая испарину с его лба.

– А чуть раньше еще больше боли… Вы это чувствуете? – подхватил Блуд, похрюкивая от блаженства. – Самоубийство, м-м!

– Всего одиннадцать лет, а мозги с половиц уже соскребал так лихо, – заметил Эго.

– Даже от них лавандовым мылом пахло, – мечтательно протянул Блуд. – Прямо как от ее волос… Теперь он ненавидит лаванду.

Я вздрогнула и тут же подалась вперед, хватая Эго за шкирку.

– Не так далеко! – рыкнула я на гримов, тут же прижавших к макушке остроконечные уши. – Не надо выедать его детство и воспоминания! Лишь последние два часа, ясно? Кончайте с этим.

Эго сощурил глаза, и я впервые увидела, чтобы кот улыбался – так хищно, довольно и совсем по-человечески. Мне потребовалось приложить усилие, чтобы не позволить любопытству взять верх: услышать о прошлом Сэма было бы увлекательно, но на деле это могло разрушить его психику, а возможно, и дееспособность.

Блуд провел шершавым языком по переносице Сэма снизу вверх, и трое гримов плавно отстранились.

– Последних двух часов в его памяти больше нет, – заключил он. – Получился весьма сытный обед. Я даже потолстел! Взгляните на эту прелестную складочку жира!

Я удовлетворенно осмотрела Сэма: смерила на ощупь пульс и прислушалась к дыханию, чтобы убедиться, что такие энергозатраты не повредили его и без того истощенный организм. Он продолжал спать так же, как и прежде – здоровым и беспробудным сном. Целительным сном, который позволит ему жить без бремени ужаса, сожаления и стыда.

Поправив шерстяное одеяло, я отошла от дивана.

– Молодцы, – похвалила я гримов и оттянула резинку, щелкнув себя по запястью. – Домой!

– Это еще более унизительно, чем цветочный горшок, – вздохнул Эго, оскалившись на ненавистный глиняный сосуд, стоящий на подоконнике. Из него теперь к потолку увивалось тонкое и хрупкое яблоневое дерево.

В едином прыжке гримы растворились в воздухе, и в этот момент ключ в дверном замке повернулся.

– Я сделал две копии ключей – для себя и для тебя, – объяснил вошедший Коул, подняв над головой руки, когда я уже приготовилась швырнуть ему в голову подсвечник. – Что с Сэмом?

Впервые Коул, говоря о своем напарнике, звучал столь озабоченно и волнительно. Он обошел диван, нерешительно заглядывая Сэму в лицо, будто опасаясь увидеть его давно окочурившимся. Обняв Коула за плечи, я утешительно растерла руками его мышцы, затвердевшие от напряжения.

– Я все сделала.

– Сделала что? Он останется человеком или…

– Останется, да. Сейчас он спит. Утром ему станет лучше. Он и не вспомнит о том, что напало на него в доме Хармонда.

– Спасибо.

– Не поверишь, – ухмыльнулась я. – Но за это ты должен благодарить Эго, Спора и Блуда.

Коул поморщился и, взяв меня за руку, повел к своей комнате, откуда доносился шум работающего проектора и голоса нарисованных мышей, спасающихся от трактора через поле. Тихонько приоткрыв дверь, Коул просунулся в щель, а затем закрыл дверь обратно.

– Она рисует, – шепнул он. – Кажется, совсем не напугана.

– Марта очень храбрая девочка, – согласилась я. – Так что ты сделал с Гансом?

Коул вдруг помрачнел, и под ложечкой у меня тревожно засосало. Не дав мне разволноваться и засыпать его вопросами, Коул быстро вошел в спальню, приветливо улыбаясь. Марта стучала коленками, разложив на них альбомные листы, а рядом, свернувшись клубком, мурлыкал свою колыбельную Штрудель.

– Где папа? – спросила она то же самое, что пыталась разузнать и я секунду назад. – Он что, ушел на небо к маме?

В спальне будто резко похолодело.

– Нет, вовсе нет! – воскликнул Коул, как и я поразившись тому, что такая кошмарная мысль стала первой, которая пришла на ум этой крохе. – С ним все в порядке. Сейчас я отвезу тебя к тете Шэрон. Ты ведь помнишь Шэрон?

Я не знала, о ком говорит Коул, но Марта радостно взвизгнула и закивала, складывая альбом и упаковку карандашей обратно в розовый рюкзачок.

– Тетя Шэрон давно к нам не приезжала, – поведала она. – А папа будет ждать меня там?

– Нет… Папа приедет к вам немного позже. По телефону тетя Шэрон сказала, что испечет твой любимый морковный кекс. Ну что, ты готова?

Малышка резво побежала к своей ветровке, висящей в прихожей, и я уже надеялась воспользоваться моментом и обсудить произошедшее с Коулом, как он прижал палец к губам, прося повременить с этим. Втроем мы вышли из квартиры, оставляя Сэма отлеживаться.

– Сейчас я пристегну тебя, – сказала я Марте, подсадив ее в джип на заднее сиденье. – Правила безопасности превыше всего.

– Мама тоже так говорила, – ответила она, приподняв руки. чтобы не мешать мне заботиться о ней. – Ты похожа на маму.

Я вцепилась пальцами в край машинной дверцы, которую собиралась закрыть, чтобы сесть вперед. Одно слово и так много смысла – сирота. Тюремное заключение, которое грозило Гансу, было сравнимо с тем, чтобы лишиться семьи навечно.

Я забралась в пассажирское кресло рядом с Коулом и уткнулась в свое окно. Он тронулся, и мы устремились по главному шоссе к выезду из Бёрлингтона. На мигнувшем навигаторе высветилось название соседнего поселения.

– Кажется, ты неплохо ладишь с детьми, – заметил Коул со слабой улыбкой, когда Марта задремала сзади, обняв свой рюкзак. Волны светлых волос, выбившихся из заплетенных хвостиков, обрамляли личико, похожее на персик.

– «Неплохо»? Да я отлично с ними лажу! У меня ведь было семеро братьев и сестер, – усмехнулась я. – И четверо из них младшие.

– Тяжко, наверно. Мне с одним-то Гидеоном иногда вздернуться хотелось…

– Я тоже раньше считала, что тяжко… А теперь, вспоминая, думаю, что это было прекрасно.

Я любила тишину, но такую, какая вдруг повисла сейчас, – нет. В такой тишине легче всего было вдруг разрыдаться, и я включила радио, сбавив звук до минимума, чтобы не разбудить Марту, но достаточно, чтобы заглушить свои мысли.

– Я отпустил его.

Коул стиснул кожаный руль, и пускай лицо его осталось невозмутимым, но глаза горели яркие. Пронзительные, подвижные… Его глаза не умели лгать.

– Я отпустил Ганса, – повторил он, уставившись на дорогу. – Иначе… Иначе Марта останется совсем одна. Я навел справки о ее тете – она единственная, кому могут доверить опекунство. Но Шэрон недавно вылетела с работы и едва сводит концы с концами, так что Марту отправят в приют. Поэтому я решил дать Гансу еще один шанс… Я велел ему уехать из города и научиться владеть собой, а до тех пор не возвращаться. Пока будет идти расследование, я уговорю органы опеки, чтобы Марта жила у Шэрон.