Helga Wojik - Кольцо времён. Проклятие Сета [litres]

Якоб едва различал звук собственных шагов сквозь потусторонний шум в ушах, и сейчас ох как требовалось как следует заземлиться. Но он прекрасно понимал – никогда не знаешь, что послужит толчком. Иногда – вот как вчера – достаточно было сожрать некачественную шаурму, чтобы словить вполне качественный «приход» прямиком из эпохи фараонов. А вечером так и вовсе без шаурмы общался с кошкой в подворотне.

– Слушай, – начал Якоб, невольно вздрогнув от звука своего голоса, вторгнувшегося в голоса чьей-то чужой памяти. – Борь. Тут даже детективом не надо быть, чтоб понимать: Артур Стоун и ваш охранник – извини, не знаю, как его звали… Всё это – звенья одной цепочки.

– Око Хора Ахмеду не отпечатали, – покачал головой Борька.

– Не заслужил, видимо. Но ведь не случайно же он погиб. Сомневаюсь, что головой об угол стола ударился.

Друг резко остановился, поворачиваясь к нему.

– Я уже всё на свете передумал, – резко проговорил он. – И за тебя весь издёргался уже. Думал, ты тут в безопасности будешь. Никто ж не догадается тебя искать в Каире! У тебя и поближе друзья есть. Родственники вон, в конце концов. И вот же… – Он расстроенно пнул ближайший стеллаж.

Тот протестующе заскрипел. Одна из полок сорвалась с крепления и накренилась, грозя рухнуть на те, что пониже. Египтолог выругался:

– Да что ж такое-то!

Яша положил руку ему на плечо.

– Спокойно. Нас пока не нашли. Я, чёрт возьми, надеюсь найти хоть какие-то ответы в дневниках. Даже если мне тут у вас поселиться придётся, среди скучающих на полках мумий, я готов. Ты меня, главное, подкармливай, чтоб я не ссохся раньше времени.

Перспектива остаться здесь в одиночестве его как раз совсем не радовала, но не показывать же товарищу, у которого и так явно нервы сдавали.

– Ага, всё-таки я был прав, – хихикнул Борька. – Ну, про героя Хаггарда.

– Прав-прав. Ты вообще из нас двоих всегда был поумнее…

Войник прервался, заметив за плечом друга знакомую тень. Кошка вынырнула из-под ближайшего стеллажа и, махнув хвостом, метнулась в густую темноту слева. Яша устремился следом.

– Эй, ты куда! – крикнул вслед Борька. – Шею себе свернёшь!

Но Якоб ясно чувствовал, куда ему идти. Его как будто за ниточку тянули куда нужно, и, несмотря на темноту, он ни на что не налетел, даже не споткнулся. Голоса смолкли – на миг показалось даже, что он оглох. Шелестящая тишина окутала плотным одеялом. Войник остановился, потеряв ориентир.

Запоздало мигнул свет. Якоб стоял перед ящиками с маркировкой каирского музея, накрытыми прозрачной пластиковой плёнкой.

Эти ящики он уже где-то видел, совершенно точно. Вот только где?..

Подбежал запыхавшийся Борька.

– Ну даёшь! – выдохнул он. – Откуда знал, что нам сюда?

Войник шагнул вперёд, сдёрнул плёнку и коснулся края одного из ящиков, сделал несколько «шагов» пальцами. Мумифицированная рука царевны танцевала по краю ящика во сне – теперь он вспомнил.

– Она здесь лежит? – тихо спросил Якоб, не оборачиваясь. – «Ведьма Сета».

– Д-да… – подтвердил потрясённый египтолог.

– А здесь… – Якоб опустился на одно колено, проводя ладонью ниже, к ящику, на котором стоял первый.

«Анх-Джесер!» – взорвалось в его сознании, и калейдоскоп образов утянул его в многоцветный омут.

– Отвратительно.

– Должно быть, грабитель?.. Вот же не повезло парню.

– Ха, не иначе как прирезали свои же подельники.

– Какой мерзкий оскал.

– Не представляет собой никакой ценности.

– Его ведь тоже можно пустить на целебный порошок?..

– Нет, в его плоти нет древних бальзамов. Это просто иссушенный труп.

– Ну, тогда разве что в коллекцию Королевского Исторического Общества.

Якоб отчётливо слышал голоса, видел мелькание лиц в каком-то старинном зале. Гостиной? Он словно оказался среди теней, непрошеный гость на чужом званом ужине. Или нет… Он сам был тенью среди людей, гораздо более реальных, чем он сам. Стоял за плечом бледного молодого мужчины в старомодном сюртуке. Мужчина сцепил пальцы, унимая дрожь в руках, и неотрывно следил за тем, как по гостиной проносят длинный открытый ящик. Смех и слова слились в единую ленту. Лица исказились, обращаясь гротескными масками.

…не представляет…

…собой…

…никакой ценности…

Стало трудно дышать, и горло засаднило так, словно он вдохнул едкого дыма.

А потом пламя поглотило всё, опалив Войника, выталкивая прочь обжигающим жаром.

В гудении огня он ярко различил… нет, не слова – некое понимание смысла:

«Он единственный, кто был по-настоящему ценен…»

Год 15хх до н. э., Уасет

Повинуясь воле кормчего и умелых гребцов, ладья рассекала расплавленное золото вод, уходила вверх по течению. Торговое судно покинуло порт с первыми лучами, унося свой тайный драгоценный груз. Решение было принято, и все слова были сказаны прежде, осы́пались бессильно, бессмысленно.

Под удивлёнными взглядами рыбаков, собиравших улов, он бежал вдоль берега, пока хватало дыхания – спотыкался, увязал в топкой почве заводей, спугивая стаи речных птиц. Бежал до самой излучины, не глядя под ноги, удерживая взглядом ладью так долго, как только мог, – словно это могло принести ей удачу, уберечь.

В какой-то момент ноги подогнулись, и он уже не поднялся – слепо вглядывался в ослепительный горизонт, дыша хрипло, отрывисто, исступлённо повторяя обрывочные слова благословений. Внутри было пусто, больно, словно кто-то рассёк грудь, вынул сердце. Нечего будет взвешивать в Зале Двух Истин [54] Зал Двух Истин – в древнеегипетской космогонии место в Дуате (Мире Потустороннего), где проходит Суд Осириса над умершим. … От этой мысли стало смешно.

Над Великой Рекой кружила одинокая птица. Сокол, божественный покровитель семьи Владык. Хороший знак? Благословение её решения?

Он опустил голову, посмотрел на свои руки сквозь мутную воду. Пальцы, впившиеся в ил, казались чужими. Тускло блеснуло кольцо, напоминая о том, что осталось. Так невыносимо… Пойти в бой под знамёнами царицы-освободительницы, найти смерть не пустую, для общей цели – даже этого было не дано. Как не дано было отправиться в Нижнюю Землю, быть рядом с ней в каком угодно качестве, только бы уберечь.

Он подавил трусливый порыв сорвать перстень, бросить подальше в реку, глубоко похоронить свой гнев, муку, с которой теперь придётся жить. Не этого ждала она , нет. И не труса, не предателя она когда-то выбрала сердцем.