Константин Соловьев - Канцелярская крыса [AT]

«Так, спокойно, — приказал себе Герти, силясь не рассмеяться, — Ты в беде, Гилберт Уинтерблоссом. Ты сам сюда себя загнал, но делать нечего. Будь смелее. Придется использовать те фигуры, что есть в распоряжении. Интересно, так же ты хорош в шахматах, как Муан?.. Забудь. Думай о том, что делать дальше. Твой тщательно проработанный план летит в тартарары. Твой козырь оказался дутым, а больше у тебя ничего нет. Если, конечно, не считать смекалки и револьвера. Так что думай».

Проще всего было выйти наружу. Поблагодарить Щуку за угощение и выбраться из этой помойной ямы. Из Скрэпси. Вернуться в меблированные комнаты и… «И что, мистер Уинтерблоссом? — осведомился незнакомый, но крайне неприятный голос, — Стиверс нырнул, что бы это ни значило. Судя по всему, ему осталось недолго. Нет Стиверса — нет дела Бангорской Гиены. Нет дела — нет будущего».

Герти заскрежетал зубами. Он не сможет протянуть на острове еще месяц. Могильщики Канцелярии гораздо раньше щелкнут его, как орех. Орех, который только снаружи кажется таким прочным. Щелк — и все. Мистер Шарпер не простит обмана. И на лондонскую тюрьму можно не рассчитывать. Он погибнет где-то в застенках Канцелярии.

«Значит, действуй, рыбоед! — вновь раздался неприятный голос, который по всем признакам был его собственным, Гилберта Уинтерблоссома, внутренним голосом, только куда более решительным, — Думать ты уже пытался, и сам видишь, что вышло. Действуй. Как действовал бы на твоем месте полковник Уизерс, гроза Тихого океана, авантюрист и психопат! Только это может тебя спасти. Решительное действие. Опрометчивость и целеустремленность. Риск и отвага. Благородное безумие белого охотника. То, что вело обреченную экспедицию Кортеса и вылазку Писарро. То, что приказывает двигаться вперед даже тогда, когда кажется, что очутился на пороге девятого круга ада».

Герти набрал побольше воздуха в грудь, пытаясь сконцентрироваться на этом голосе.

Действовать, как полковник Уизерс. Представлять, что любая преграда не более, чем вызов. А опасность — развлечение. Быть дерзким. Наглым. Решительным. Судьба любит самоуверенных дураков, именно для них она прячет в своих сундуках настоящие богатства. Дураки всегда выживают. Бросаются в авантюры, в которые не полез бы ни один здравомыслящий человек. С десятком аркебузиров подчиняют себе страны, не задумываясь о том, что шансов не было. С сотней наемников делаются властителями континентов. Не понимая, что нет даже вероятности вернуться живым.

Ради собственной жизни, он должен быть таким же, хотя бы ненадолго. Впервые в жизни устремится в авантюры, ходы которой не только не прописаны, но и неизвестны. Идти следами неукротимого полковника.

Герти открыл глаза. Он знал, что нужно делать.

— Спрячь свою трубу, — сказал он Муану решительно, — Сейчас не до нее. Будем действовать.

— Это мабу.

— Неважно. Идем к двери.

— Уходим?

— К двери, да не к той. А к той, что за стойкой. Двигаемся вперед. План прежний. Я сую Щуке револьвер. Тихонько. Он открывает нам дверь. Вместе идем за Стиверсом. И плевать, в каком он виде. Потом ты связываешь Щуку. На это табу нет?

— Нет, — улыбнулся Муан, — есть табу на вязание, но, насколько я понимаю, связывание это…

— Отлично. Связываем этого мерзавца и оставляем за дверью. Стиверс у тебя на плече. Выходим отсюда. Делаем вид, что тащим нашего приятеля домой. Это понятно? Или у тебя есть табу на то, чтоб тащить приятеля?

— Нет, мистра. Есть табу на то, чтоб тащить пони или сыр…

Герти сжал в кармане рукоять револьвера. Она казалась холодной и скользкой, как вынутая с ледника сельдь.

— Тогда пошли.

Щука не успел удивиться. Прикрывшись подносом с балыком, Герти направил оружие ему в живот. Адреналин щипал нервы, как пальцы юной арфистки щиплют тонкие струны. В этот миг бездумной смелости посторонние мысли выпорхнули из головы, оставив одну и самую важную.

— Стоять. Не пикни. Один звук, и я нафарширую тебя свинцом быстрее, чем иудеи фаршируют форель перцем.

Щука замер, сжимая в руках тряпку, которой убирал рыбный рассол. Герти не сомневался в том, что эту мутную жижу после них подадут другим посетителям.

— Да ты, видать, живоглот, а?

— Только дернись. Попробуй.

Щука не хотел дергаться. В отличие от рыбы, которая долго бьется, вынутая из воды, он мгновенно обмяк. Даже блеск металлических зубов сделался как будто более тусклым. Герти держал его на мушке, касаясь гладкого плавничка спускового крючка указательным пальцем. Щука отложил мокрую, пропитанную коричневой жижей, тряпку.

— Одно слово… — прошептал он беззвучно углом рта, — и вас порвут на мякиш.

— Только я успею раньше. Пуля-то побыстрее слова будет.

— Это очень глупо. Глупее, чем схватить голый крючок без наживки. Это место Бойла.

— Рюс Сандерс? Бойл? На твоем месте я бы сейчас не думал о хозяине. Думай лучше об этом, — Герти нажал стволом на солнечное сплетение Щуки. Получилось на удивление естественно, а бармен лишь хрюкнул от боли.

— Если дело… уффф… в деньгах.

— Стиверс. Ты отведешь нас к нему.

Щука выпучил глаза.

— Стиверс! Да вы рехнулись! Стиверс нырнул!

— А сейчас нырнешь и ты.

Охранник у двери беспокойно повел стволом лупары. Он был глуп, но, как и прочие примитивные хищники, отличался повышенной чувствительностью к крови. Возможно, даже к той, что еще не успела пролиться.

— Лучше бы тебе успокоить приятеля, — зловещим шепотом сказал Герти, шевельнув стволом, — В твоих же интересах.

— Рэдди, роупапа [98] Raupapa ( язык маори ) — Порядок. ! — крикнул Щука с наигранным смешком, — Ты ведь не спишь там, а? Мы с ребятами сейчас спустимся в погреб. Проведать старого друга. Минутное дело.

Охранник кивнул и отвернулся.

— Вперед, — приказал Герти.

Щука покорно отпер скрипучий тяжелый засов и распахнул дверь. Из дверного проема пахнуло сыростью. Неприятной сыростью, не морской. Скорее, сыростью застоявшегося пруда. Подземной. И Герти не удивился, обнаружив узкие ступени, ведущие вниз.

— Бойл вывернет вас наизнанку, — сказал Щука, когда Муан стальной рукой направил его первым, — Не знаю, что вы затеяли, да только вам это вылезет боком. Как крючок через горло.

— Шагай.

Они спускались долго, не меньше минуты. Герти ожидал от Щуки подвоха и пытался скрыть дрожь в руке. Проклятый револьвер, будто обладая собственной жизнью, норовил вертеться в разные стороны. Ступени, хоть и сложенные из булыжника, казались осклизлыми и скользкими. И чем ниже они спускались, чем бледнее был отсвет дверного проема за стеной, тем большее беспокойство он испытывал.

Представь, что ты полковник Уизерс. Полковник Уизерс бы не струсил. Он полез бы в бездну ада, пожаловался бы, что там оказалось слишком сыро, да еще и вытребовал бы обратно задаток за билет. Герти цеплялся за полковника Уизерса, как ящерица цепляется когтями за холодные каменные черты истукана с островов Пасхи.