Константин Соловьев - Бумажный тигр (II. - Форма) [СИ]

Уилл несколько раз моргнул. Он походил на человека, находящегося в состоянии кататонического ступора [200] Кататонический ступор — один из клинических проявлений кататонии, психопатологического синдрома, основным свойством которого является двигательное расстройство. . Пожалуй, подумал Лэйд, ощутив на лице острую тигриную усмешку, если его самого начнут разделывать, как этих несчастных на стене, он даже не почувствует боли.

Нет, поправил он себя, не думай об этом. Уиллу-то как раз ничего не угрожает. Он пользуется правом экстерриториальности. Это значит, ни одно живое существо в Новом Бангоре не сможет причинить ему вред. В отличии от него самого.

Скрип.

Лэйду пришлось поддержать левой рукой напряженную правую — револьвер стал весить по меньшей мере двадцать фунтов [201] Здесь: около 9 кг. , и весь этот вес приходилось удерживать на весу скрипящими от напряжения пальцами.

Скрип.

Он ощутил новый запах, вторгшийся в заполненный некрозной плотью амфитеатр, запах тяжелый и властный, вытесняющий въедливую вонь формалина и карболки. Он походил на запах человеческого пота, но только усиленный в сотни раз и куда более едкий, к которому примешивался тошнотворно сладковатый мускусный аромат. Словно люди, неспешно поднимавшиеся по лестнице, потели уксусной кислотой.

Скрип.

Тяжелые мерные шаги. Сколько же он весит, подумал Лэйд, ощущая как слюна во рту делается тягучей и густой, точно еловая смола. Фунтов, должно быть, четыреста, не меньше [202] Здесь: около 180 кг. , настоящий исполин, по сравнению с которым даже он, Лэйд Лайвстоун, сойдет за тощего мальчишку.

Пять пуль, подумал он, жестко фиксируя локоть и готовя его к отдаче. Пять тяжелых пуль системы Адамса весом по двести двадцать пять гран [203] Здесь: около 14,5 грамм. на таком расстоянии свалят даже несущегося во весь опор быка, не то что самоуверенного толстяка. Если только…

Скрип.

Совсем рядом. Выждать еще секунду — и тогда уж наверняка. В голову, промеж глаз. Вышибить поганые мозги на стену и…

Что-то шевельнулось в дверном проеме. Что-то слишком массивное для человеческой фигуры. Человекоподобное, но скроенное так странно, что Лэйд замешкался. Его сбитые с толку рефлексы, заставившие указательный палец вновь вплавиться в холодную сталь спускового крючка, будучи не в силах распознать цель, не могли подать команды.

А потом существо, хрипло выдохнув, протиснулось в дверной проем и Лэйду вдруг показалось, что его сознание съеживается внутри черепа до размеров маленькой едва пульсирующей искры, окруженной космическим холодом пустого пространства.

Он не знал, где и при каких обстоятельствах родилось это существо, обосновавшееся в «Ржавой Шпоре» с уходом членов клуба и сделавшееся его хозяином. Но знал, что оно родилось не в человеческой утробе, хотя когда-то могло именоваться человеком. Его искаженные черты были отчетливо человекоподобны, но лишь все вместе, в совокупности друг с другом, потому что по отдельности были чудовищно гипертрофированы, избыточны и пугающе нечеловечны — как у гротескной скульптуры, высмеивающей само устройство человеческого тела.

Он был огромен — настолько, что ему пришлось пригнуться, чтобы огромная голова, украшенная парой мощных закрученных рогов прошла в проем, не задев притолоки. Огромен и чертовски тяжел.

Не четыреста фунтов — все шестьсот [204] Здесь: около 270 кг. , механически прикинула та часть рассудка Лэйда, что осталась не придушена ужасом и теперь вхолостую крутила невидимые и бессмысленно щелкающие рассудочные шестерни, не связанные более с телом. И отнюдь не жир. Под алой, гладкой и лоснящейся, как сырое мясо, кожей отчетливо были видны мышцы, чье расположение лишь местами соответствовало человеческой анатомии, по большей части они крепились к костям, которых не было в человеческом скелете. Эти мышцы ворочались на своих местах, напоминая жирных узловатых угрей, въевшихся под кожные покровы и копошащихся под ней, извиваясь и переплетаясь друг с другом. Чудовищная мощь, отвратительная в своем гипертрофированном сверхчеловеческом строении — так мог выглядеть Адам, заключенный на тысячи лет в ад, где Люцифер в порыве своей садистской страсти истязал его, перекраивая сотворенное некогда Господом тело, придавая некогда совершенным чертам изуверское и в то же время нечеловечески-изящное строение.

Он был алым, точно минуту назад искупался в парной крови, и вынырнул, еще влажный, окутанный багряной мантией, сладостно отфыркивающийся и полный сил до треска в бугрящихся подкожными волдырями мышцах. Стоило ему войти, как позади него распахнулись тяжелые кожистые крылья, пронизанные поперечными костяными отростками и трепещущие за спиной.

Из распираемой мышцами шеи, толстой, как древесный ствол, торчала голова, увенчанная двумя парами тяжелых изогнутых рогов, похожих на буйволиные. Словно в насмешку над искаженным телом неизвестный скульптор пощадил его лицо, оставив ему отчетливо человеческие черты, но и те несли на себе отпечаток противоестественной природы, страшную печать родства с Ним. Губы были вывернуты наизнанку и напоминали куски сырого мяса, между которыми виднелись, точно обломки кости, неестественно белые зубы. Из-под тяжелого покатого лба на Лэйда смотрели лишенные век глаза, пронизанные багровыми кровавыми жгутами капилляров, в центре которых располагалась несимметричная клякса серого зрачка.

Чудовище распахнуло пасть, ощерив частокол выпирающих из обнаженного кровоточащего мяса зубов, отчего по всей комнате, заглушая вонь бальзамированных тел, распространился кисло-сладкий аромат уксусной эссенции.

— Добрый день, джентльмены, — в темной расщелине пасти шевельнулся узловатый, похожий на высохшую и полусгнившую змею, язык, — Приятно видеть, что вы…

Лэйд выстрелил, целясь точно промеж зубов. Так, чтоб пуля ударила точно в глотку, загнав внутрь распахнутого алого зева так и не произнесенные слова. Чтоб превратила шейные позвонки в кроваво-костяной сгусток, вышибленный наружу сквозь затылок.

Попал. Он знал, что попал точно в цель, несмотря на едкий пороховой туман, затянувший всю комнату, и звенящие желтые солнца, пульсирующие перед глазами. Прицел был выверен, а рука не дрожала. Лэйд знал, что увидит, когда рассеется дым. Мистер Роберт Адамс, изобретатель револьверной пули в калибре ноль-четыреста пятьдесят, был образцом здравомыслящего, образованного и учтивого британского джентльмена, однако при всех своих несомненных достоинствах излишним гуманизмом не отличался. Пули его конструкции, выпущенные в упор, обыкновенно оставляли после себя весьма неприглядную картину в виде размозженных страшным ударом тканей и переломанных костей. Не очень изящно, зато действенно и надежно.