Константин Соловьев - Бумажный тигр (II. - Форма) [СИ]

От ошейника к стене тянулась цепь, едва видимая среди груд мусора, мятых консервных банок и прочего хлама. Не очень толстая, тусклого металла, она была достаточно надежна, чтоб Лэйд ей доверял. Нержавеющая сталь, три метрических тонны на разрыв. Едва лишь на раздувшейся шее Пульче щелкнул ошейник, Лэйд отставил трость и стал проверять цепь, неторопливо, звено за звеном, пока та не окончилась надежно вмурованным в стену кольцом, покрытым сложной иероглифоподобной гравировкой.

— Порядок. Я налью тебе пару капель для красноречия, — Лэйд, повозившись с плотной каучуковой пробкой, раскупорил сосуд, — Остальное получишь потом.

Пульче взвизгнул от нетерпения. В несколько судорожных взмахов разметав ближайшую к нему груду мусора, он протянул Лэйду в дрожащих когтях треснувшую глиняную миску.

— Наливай, Лэйд! — заискивающе попросил он, скрежеща сросшимися зубами, — Мой щедрый благородный Тигр! Я буду молиться за тебя Девятерым! Черт возьми, я даже перед Ним замолвил бы за тебя словечко…

Пульче от нетерпения заелозил ногами по полу. Торчащие из его конечностей хитиновые осколки заскреблись об доски, вырывая куски прогнивших половиц. Запах гниения, и без сильный, сделался практически нестерпим. К нему примешивался едкая кислая вонь, которую обычно издают потревоженные или пораненные жуки.

Пульче больше не казался равнодушным и высохшим клопом, он причитал, лебезил, раболепно изгибал хрустящую спину, клялся в преданности и заискивал.

Жизнь всегда переменчива, подумал Лэйд, стараясь не поморщиться от отвращения, всегда лжива и непостоянна. Жалкое становится грозным. Беспомощное — дерзким. Никчемное — опасным. Иногда мы этого не замечаем, иногда — мы сами становимся частью этого процесса.

— Помни мою щедрость, кровопийца. Мой спутник вправе рассчитывать на интересную историю.

— Буду! Буду помнить! Ууууу! Благодетель! Мудрый Тигр! Кумир…

Лэйд опрокинул аптечную склянку над глиняной миской, дрожащей в когтях Пульче и позволил вытечь трети ее содержимого. Разливаясь по дну, жидкость уже не казалась черной, скорее, багровой, как грозовое небо на закате — цвет благородного выдержанного вина. Заткнув склянку пробкой, Лэйд сделал быстрый шаг назад. Он в точности знал предел натяжения стальной цепи, но всякий раз инстинкт оказывался быстрее разума. Этот инстинкт помнил, на что способен изнывающее от голода существо, в мозгу которого давно растворилось, перебродило и истаяло все, что прежде было человеческим, оставив лишь грубое, животное, не способное ни чувствовать, ни рассуждать.

Пульче уткнулся в миску, его зазубренный отросток, состоящий из кости и хитина, мгновенье назад казавшийся бесполезным наростом на голове, метнулся вперед точно пика, едва не пробив сосуд насквозь. На поверхности багрово-черной жижи мгновенно вскипели пузыри.

Он пил жадно, чавкая, орошая пол вокруг себя брызгами, сладострастно отфыркивался, скрежетал костяными наростами в горле, терся в экстазе брюхом о пол. Казалось, весь его мир съежился для него до диаметра миски.

— Что это? — тихо спросил Уилл, едва не вжавшийся спиной в стену, — Что это такое?

— Кровь, — спокойно пояснил Лэйд, — Не беспокойтесь — коровья. На скотобойне в Миддлдэке мне ее отпускают бесплатно по доброй памяти. Я как-то помог ее хозяину справиться с выводком кровожадных туреху [119] Туреху — кровожадные демоны из мифологии маори, обитатели «нижнего мира». , которые едва не лишили его всего скота. Напомните, чтоб я как-нибудь рассказал об этом случае. Смешно сказать, больше любых оберегов и амулетов мне помог моток патентованной двойной проволоки мистера Джозефа Глиддена [120] Джозеф Глидден — автор разработанной в 1874-м году модели колючей проволоки. длиной в сто ярдов, бочонок кипящей смолы и молотилка для зерна…

— Нет, — голос Уилла едва заметно дрогнул, — Что это?

Он указывал пальцем на сопящее чудовище, жадно подбирающее зазубренным хоботком остатки багровой капели с дна миски.

— Новообретенный подданный Нового Бангора, — желчно усмехнулся Лэйд, — К слову, едва ли самая несчастная его жертва. Уверяю, многим пришлось куда хуже. По крайней мере, вечный голод — не самая страшная из пыток, которую можно вообразить…

— Он…

— Здесь, в Олд-Доноване его прозвали Мистер Браун. Да, он пил кровь. Высасывал ее у своих жертв, застигая их врасплох по ночам. Оставлял после себя сухие, как пергамент, оболочки. Больше всего его привлекает кровь, однако прочие жидкости — желчь, лимфа, спинномозговая жидкость — тоже значатся в его карте вин… Он мог бы существовать в Новом Бангоре довольно долго в таком качестве, однако своим примером явственно доказал, что сытость никогда не станет спутником осторожности. Он сделался тороплив и небрежен. Вопрос его поимки Канцелярией был лишь вопросом времени. Но ему повезло — я успел раньше. Загнал его в… стеклянную банку, как он сам выразился.

— Но не убили, — осторожно заметил Уилл, не в силах оторвать взгляда от извивающегося на полу чавкающего чудовища, — Хотя, без сомнения, могли.

— Мог, — согласился Лэйд, водружая полегчавшую склянку с кровью на относительно чистый участок пола, — Но, как я уже говорил, меня не прельщает ремесло убийцы. Кроме того… Что ж, приходится признать, что это лакающее кровь существо отчасти право — мы с ним старые знакомые. Не настолько близкие, чтоб именоваться приятелями, но… В некотором смысле я действительно ощущал ответственность за его судьбу. Даже когда Он своей волей превратил его в кровожадного монстра. Вы уже поняли, почему я привел вас сюда?

Уилл перевел растерянный взгляд с урчащего Пульче, водящего дрожащим хоботком по чаше и собирающего последние капли алой жидкости, на Лэйда.

— Чтоб он рассказал мне что-то из своего прошлого?

— Это тоже, — кивнул Лэйд, — Но не в первую очередь. Пятый круг ада, который вам не терпелось посетить, вместилище душ, подверженных гневу и унынию, не так ли? Грязное болото Стикс, в котором по горло утопают грешники, терзающие друг друга в слепом зверином отчаянии, а дном им служат мертвые тела их предшественников… Обратите внимание, до чего уместно мистер Пульче смотрелся бы в подобном окружении! Мучимый голодом, он делается равнодушен, безразличен и вял, как всякое насекомое, экономя силы и впадая в подобие забытья. Гаснут чувства и паять, отключается ассоциативное мышление — словом, живой пример уныния. Глубочайший эмоциональный транс, из которого его не может вывести даже боль. Да, я знаю, о чем говорю. Однако стоит ему пригубить этого волшебного алого сока, что течет в наших венах…

— Он впадает в гнев? — беспокойно спросил Уилл.

— В некотором роде. Кровь наполняет его силой, а сила рождает самоуверенность — так устроен его звериный разум. Почти как у нас людей, но еще проще. Так что у вас будет возможность изучить его в обеих ипостасях. Разве не ценная возможность?