Джеймс Роллинс - Абсолютный доступ [сборник litres]

23 октября, 14 часов 09 минут

Кабул, Афганистан

Все началось с криков. Сержант Джордан Стоун снова прислушался к обрывку сигнала о помощи, поступившему в управление военного командования в Кабуле в 4:32 утра. Опершись локтями на обшарпанный серый стол и прижав ладонями к ушам огромные наушники, он пытался в очередной раз уловить истинный смысл записи.

Ланч, состоявший из местного лаваша и кебаба из телятины, остался нетронутым, хотя в воздухе по-прежнему стоял густой запах карри и кардамона, усугубляя тошноту, накатившую на него, пока он вслушивался в запись сигнала тревоги. Стоун сидел один в маленькой комнатушке без окон в одноэтажном неприметном здании Афганской академии криминалистической техники, на краю авиабазы Баграм неподалеку от Кабула.

Однако мыслями Джордан Стоун был не здесь, с головой погрузившись в записанные на кассету звуки стрельбы. Он закрыл глаза и весь обратился в слух, в четырнадцатый раз прослушивая запись. Сначала крики, затем лихорадочная скороговорка:

– Они возвращаются… помогитепомогитепомогитенам! ..

Звук то пропадал, то возвращался, но от этого страх и паника этих простых слов не делались менее явственными.

За криком последовал треск стрельбы – отчаянной, нерегулярной, неконтролируемой, отдававшейся эхом, – прерываемый новыми душераздирающими криками. Но более всего – от этого дыбом становились волоски на руках – пугала последовавшая за этим тишина, мертвый эфир, который продолжал транслировать радиопередатчик. Через полные две минуты прозвучала одна-единственная фраза, искаженная, неразборчивая, как будто губы говорящего были слишком плотно прижаты к микрофону. Почему-то именно эта интимность разозлила сержанта больше всего.

Джордан потер глаза и снял наушники. Было ясно, что в эти предутренние часы ситуация там закончилась скверно. Так что никаких сомнений не оставалось – их группе нужно срочно отправляться туда. Сержант Стоун и его люди работали на Объединенную экспедиционную судебно-медицинскую службу, расквартированную за пределами Кабула. Его команда обслуживала военных, занимаясь криминалистическим осмотром мест преступления. Джордан и его товарищи собирали улики на подозреваемых в терроризме, проверяли и обезвреживали самодельные взрывные устройства, уничтожали подозрительные мобильные телефоны, найденные на местах сражений или в засадах.

Если возникала какая-то тайна, ее разгадку поручали именно им. И его парни отлично выполняли свою работу. Разгадают они и эту загадку.

– У меня есть дополнительные сведения, – сообщил, входя в комнату, капрал Пол Маккей и опустился на металлический стул, который угрожающе скрипнул под его внушительным весом. Маккей был на голову выше Джордана и на целое брюхо толще, но свое дело знал хорошо и был взят в их отряд из отдела артиллерийско-технической службы. Умный и хладнокровный. – Запись поступила из лагеря археологической экспедиции, работающей в Бамианской долине. Четыре мужчины и одна женщина. Все американцы. Командование отправило туда отряд рейнджеров для их охраны. У нас есть всего час времени, чтобы решить, что мы можем там сделать, после чего должны отправиться туда.

Джордан кивнул. Он привык к таким событиям, они ему даже нравились. Это заставляло его постоянно быть в форме, не давало излишне углубляться в собственные мысли.

– Хочу еще поработать над этой записью. Вы с Купером собирайте все необходимое и готовьтесь к вылету. Встретимся возле вертолета.

– Будет сделано, сержант, – ответил Маккей, быстро отдав честь, встал и поспешил к выходу.

Джордан еще раз прослушал загадочную фразу в конце записи, затем позвал переводчиков. Толку от них оказалось никакого. Никто не смог даже определить язык, на котором эта фраза была произнесена. Не признал его и местный, афганец. Один из переводчиков даже заявил, что это вообще не человеческая речь, а звуки, издаваемые каким-то животным.

Кто-то быстро отыскал британского историка и археолога, профессора Томаса Этертона, работавшего с археологической экспедицией в Бамиане, и привез его к Джордану. Крепкий для своих шестидесяти лет, этот ученый приехал в Кабул двумя днями ранее, чтобы ему загипсовали сломанную руку. Прослушав запись с криками, профессор побледнел и провел здоровой рукой по аккуратно подстриженным седым волосам.

– Думаю, что это мои коллеги, но я не уверен до конца. Я никогда не слышал, чтобы они так кричали. – Его передернуло от отвращения. – Что могло заставить их так жутко кричать?

Джордан протянул ему пластиковый стаканчик с водой.

– Наш вертолет, полный рейнджеров, сейчас находится на пути к ним. Они спешат к ним на помощь.

Профессор посмотрел на него с таким видом, будто точно знал, что помощь непременно опоздает. Он поправил на переносице очки в проволочной оправе и ничего не сказал. Когда же Этертон поднял стаканчик, его пальцы дрожали так, что вода расплескалась на стол. Он поставил его обратно, громко стукнув гипсом о столешницу.

Джордан дал ему минуту, чтобы успокоиться. Известие о смерти коллег сильно ударило по нему, что, собственно, и следовало ожидать. Ничего удивительного. Естественная реакция.

– Последняя фраза. – Джордан перемотал запись и нашел последнюю, произнесенную шепотом фразу. – Вы узнаете этот язык?

Он воспроизвел ее еще раз.

Мускул под глазом профессора заметно дернулся.

– Быть того не может!

Он схватился за край стола обеими руками, словно опасаясь, что его унесет порывом ветра. Что бы это ни было, оно явно напугало его сильнее жутких криков.

– Чего не может быть? – уточнил Джордан.

– Бактрийский, – прошептал профессор одно-единственное слово и еще крепче вцепился в стол – так, что костяшки его пальцев побелели.

– Бактрийский? – удивился Джордан. Он слышал о бактрийских верблюдах, но о бактрийском языке – никогда. – Что это, профессор?

– Бактрийский, – подтвердил ученый и с сомнением посмотрел на наушники, как будто они могли ввести его в заблуждение. – Исчезнувший язык Северного Афганистана, один из наименее изученных среднеиранских диалектов. На нем никто не говорит… вот уже несколько столетий.

Странно. Значит, кто-то напал на группу археологов и оставил загадочное послание на древнем языке. Или это было послание, оставленное последним оставшимся в живых человеком? Впрочем, для себя Джордан не видел особой разницы, поскольку это не походило на стандартное нападение террористов.

– Вы можете сказать мне, что это значит?

Не поднимая глаз от столешницы, Этертон ответил:

– Девочка. Это означает: «Девочка наша!»