Анна Минаева - Одаренный Проклятием [СИ]

— В возрасте пяти лет мне поставили диагноз — злокачественная опухоль головного мозга. Мои родители были в отчаянии. Они всеми силами старались вернуть меня к жизни. И болючие уколы и дорогостоящие операции. Даже химиотерапия, которая в то время была ноу-хау. Но ничего не помогало. Ничего не могло убрать из моего мозга, опухоль, размером с грецкий орех. Мама поседела за те два года, которые прошли для семьи, как в аду. Я была тогда слишком мала, что бы понимать, почему мама рыдает каждую ночь. Почему отец начал курить. Мне было всего семь, когда ночи стали бессонными, когда боль стала спутницей жизни. Когда за каждый день приходилось бороться. И каждая минута жизни могла стать последней. Я лежала в клиниках, наблюдалась у лучших врачей страны. Но тщетно. Они все разводили руками. Я была обречена.

Ты знаешь, я до сих пор помню тот судьбоносный разговор родителей.

Слово в слово. Папа тогда вернулся домой очень поздно. На столе стояла бутылка водки. Мама зашла вовремя, что бы отобрать алкоголь у папы.

«… — Юр, соседка посоветовала бабку, может, съездим?

— И вновь разочароваться?

— Это лучше, чем смотреть, как она угасает…»

Маме тогда удалось уговорить папу. И на следующий день мы сели в машину и под мои крики доехали до деревеньки той «бабки». «Бабкой» оказалось пятидесятилетняя уроженка Сибири. К нам она попала во время Второй Мировой, да так и осталась. В ее силе никто не сомневался, к ней приходили за помощью. Будь то бытовая мелочь или серьезная проблема.

Откуда соседка о ней узнала — ума не приложу. Но четырнадцать лет назад мы ехали к ней по этой самой дороге, только на заднем сидении меня держал отец. Я кричала и вырывалась. Адская боль. Я и сейчас иногда ее чувствую.

Но приступы на минуту-две ничто, по сравнению с годами муки, — Олеся замолчала.

— Ты продолжишь? — тихо спросил я.

— Да, конечно, — встрепенулась девушка. — Как видишь, я жива. И за это нужно благодарить ту «бабку». Но я бы не благодарила. Кто же знал, что за моё спасение придется заплатить так дорого. Хорошо, что мама не дожила до этого этапа моей жизни. Наверное, так говорить нельзя, но это правда, хорошо. А отец… Отец никогда не узнает, что я стала монстром. Но, я слишком забежала вперед, — говорящая облизала пересохшие губы и немигающим взглядом уставилась на дорогу, быстро исчезающую под колесами ее машины, — «Бабка» правда помогла. Мы поездили к ней всего неделю. А врачи хватались за головы и вопили, что это чудо. Опухоль рассасывалась, буквально, на глазах. И уже через месяц я была абсолютна здорова. Но никто и представить не мог, чем это обернется для меня в будущем. Мама светилась от счастья. Отец, я помню, купил мне большого плюшевого медведя. Я стала полноценным ребенком. Я вернулась к жизни.

Меня выдернули из могилы. Из цепких рук Смерти. Именно она попросила отплаты.

Олеся ударила по тормозам, из ее глаз струились слезы, а вот голос даже не дрогнул:

— Это началось весной этого года. Первым звоночком был приступ головной боли. Боли из детства. Я не предала этому особого значения. Такое случалось. Не часто, но случалось. А потом я услышала Ее. Она много что мне говорила в тот вечер, я так заслушалась, что чуть не попала под машину.

С того дня за свое здоровье я должна дорого платить, иначе опухоль вернется. Платить жизнями. Чужими жизнями. Я отдаю ей души, она оберегает меня. Симбиоз. Как я уже и говорила. Ты спас много людей, именно такое же количество должна была погубить я. Довольно грязная работенка, — хмыкнула девушка, — Но равновесие должно быть сбережено иначе неизбежно наступит хаос.

— Но сейчас я не вижу ее рядом с тобой, точно так же как и вчера, — непонимающе пробормотал я Олесе.

— Она появляется лишь тогда, когда нужно установить баланс. Когда один из смертников избежал своей участи. Именно тогда в игру вталкивают меня. Я выбираю любого. Это мое условие. Я могу сама выбрать следующую жертву.

— И на кого падает жребий?

— Я не разбиралась, кого убивала. Я не задумывалась об этом. Наверное, ты хотел бы услышать, что я поступала благородно и жертвовала душами насильников и преступников. Но это не так. Я выбирала человека на улице. И говорила Ей, что скоро его душа освободится. Каждый раз я сдерживала своё обещание, до того случая в парке. Ты помешал мне. И за это поплатилась я. Я — говорящая со смертью. Я — ее помощница. Я — ее орудие убийства, — она хохотнула, — Знаешь, традиционно смерть изображают в черном балахоне с косой. Вот я и есть та коса.

— Ты единственная говорящая?

— Да, — блондинка утвердительно кивнула, — Спасаешь души только ты, видящий. Отправляю их обратно только я.

— И зачем мы едем в деревеньку?

Олеся улыбнулась, впервые за весь рассказ, искренне и счастливо:

— Я надеюсь найти эту женщину. Пусть вернет все на место. Пусть обратит вспять четырнадцать лет. Я лучше умру от опухоли, чем буду уничтожать людей.

— Ты уверенна, что именно этого хочешь? — уточнил я у девушки.

— Да. Я не могу так больше. На моей совести больше десяти смертей. И самое страшное, что я знаю про них все. Имена, фамилии, истории из детства, семью. Я узнаю это все о них в момент их кончины. Вся их память передается мне. Это больно. Это больнее рака.

— Скажи, — вдруг осенило меня, — среди них есть Левенчук и Прохоров?

Говорящая на секунду задумалась:

— Нет, таких нет.

— Хорошо, — я набрал воздух в легкие, — А я зачем с тобой еду?

— Ну, во-первых, если в моем проклятии виновата эта «бабка», то есть шансы, что она даст ответы и на твои вопросы о даре. Или тебе просто есть, что узнать у человека с такими способностями, — а потом чуть тише добавила, — Да и страшно мне одной к ней ехать.

Девушка задумавшись, продолжила:

— У тебя есть возможность сейчас отказаться от всего и выйти из машины.

— Ага, именно для этого ты увезла меня от города, хрен знает куда, остановила машину посредине леса и предлагаешь выйти? Ну, уж нет, дорогуша, я еду с тобой.

Победно улыбнувшись, Олеся сразу переключила на третью передачу и вдавила педаль газа.

— Олесь, если ты умрешь, то появится другая говорящая. Ведь так?

Девушка вздрогнула от моих слов:

— С чего ты это взял?

— Ты же сама сказала, что кто-то должен поддерживать баланс. Души спасаю я. А кто их восстанавливать будет?

Говорящая вздохнула:

— Веришь, мне тогда будет уже все равно, — она улыбнулась, — Главное, что это буду делать не я.

— Ты хочешь сказать, что живешь с этим всего пять месяцев? — на пальцах подсчитал я время.

— Да.

— И ты уже готова отказаться от жизни?

— Ты хочешь сказать, я поступаю хорошо? — процедила она сквозь зубы.

— Это ведь не твой выбор…

— Вот именно! За меня решают! Ненавижу, когда за меня принимают решения!