Сергей Федоранич - Выжженная трава

— Кстати, а как вы вообще докажете, что она мне звонила? — спросил я и похолодел. А ведь этот вопрос мог задать адвокат на первом судебном заседании, и что бы я ответил? Что бы ответила Анастасия Викторовна?

— Она звонила вам по WhatsApp, и эти данные не сохранились, — сказала она. — Как вы знаете, WhatsApp пока не выдает сведений об абонентах. Вернее, выдает, но получить их слишком трудно, проще доказать звонок каким-то другим способом.

— Адвокат ведь мог зацепиться.

— Он себе не враг, — ответила Анастасия Викторовна. — Он ведь понимал, к чему идет. А вот адвокат в новом процессе может зацепиться, надо быть готовыми. Хорошо, что напомнили об этом, я из виду упустила.

Странно, что она вообще что-то может упустить из виду. Не верилось даже. Основной массив времени, который мы проводили в работе над делом, занимали ее оглядки по сторонам из каждой точки события, которое она доказывала. Она думала о том, какие предметы и люди могли быть вокруг, какие окружающие нас события могли нам помочь или помешать. Она выяснила все о погоде в ту ночь, утро и день; узнала, какая машина «скорой» приезжала, в общем, страховалась всюду, чтобы не получить неожиданностей.

Были сильные провалы. Например, я не знал, во что была одета Катя. Вообще не имел ни малейшего понятия не только о цвете одежды, но даже представления не имел, что на ней было — юбка или джинсы? Футболка или топик? Может быть, ветровка или плащ? Она была на каблуках или в кроссовках? Мы пытались раздобыть информацию о том мероприятии, которое она посещала, — вдруг там кто-то делал фото, на которых запечатлена Катя, — но безуспешно. Не помог даже телефон — Катя его вообще с собой не брала, и в нем не было никакой информации о том, куда она собиралась.

— Это вообще удивительно, — сказал я, когда выяснилось про телефон. — Где это видано, чтобы современная девушка отправилась на вечеринку без телефона?

Анастасия Викторовна посмотрела внимательно и немного грустно.

— Это может означать, что она была очень расстроена или подавлена. Вам что-нибудь известно о предшествующих вечеринке событиях?

— Нет, — ответил я. — Я ничего не знаю.

Был еще один человек, который мог что-то рассказать о той вечеринке: первый подсудимый, ведь именно с ним Катя уехала оттуда. Но он, науськанный адвокатом, хранил молчание, как и Павел Никифоров, не отвечая ни на единый вопрос следователя и ссылаясь на ту же 51-ю статью Конституции России. Это показалось очень странным, и я как-то спросил у Анастасии Викторовны: а не делаем ли мы ошибку? Ведь Никифоров хранит молчание, чтобы не наговорить лишнего, за что прокурор или следователь могут зацепиться и уличить его во лжи, а то и доказать вину его же словами. Может быть, первый подсудимый ведет ту же игру, что означает, что он также виновен?

Я понимал все про себя, ведь о том, что убийца — Павел, мне сказала Катя, и я поверил. Но Анастасия Викторовна имела полное право думать иначе:

— Я допускаю возможность, что мы фатально ошибаемся. Ни вас, ни меня, ни судьи в то утро там не было. Мы не видели своими глазами и поэтому вынуждены что-то лепить. Я понимаю, что это выглядит дико и, возможно, нелицеприятно. Но, положа руку на сердце, вы всерьез считаете, что во всех приговорах суда обстоятельства совершения преступления определены объективно и каждое слово — истина?

Пришлось признать, что так я не думал. Ситуации бывают разными, и взгляды людей на них отличаются всегда. Кому-то выстрел кажется ужасно громким, а кто-то слышал всего лишь хлопок; у кого-то куртка была синяя, а кому-то привиделась лазурная; полный человек всех худее себя называет худыми, в то время как объективно речь идет о нормальном телосложении; человек, ни разу не сидевший за рулем, скажет, что видел лихачество, а опытный водитель распознает неуверенную езду в одном и том же стиле вождения. Все зависит от бэкграунда — высоты колокольни жизненного опыта у свидетеля. Поэтому в отсутствие записи происшествия, которую судья может посмотреть в процессе, установить объективную истину невозможно. Но даже если такое видео и будет, все равно нет гарантий, что увиденное — то, чем кажется.

— Но все же это не то же самое, — сказал я, — преломлять действительность и создавать ее.

— Согласна, — ответила Анастасия Викторовна. — Но что, по-вашему, хуже: отпустить виновного или наказать невиновного?

— То есть в невиновности первого подсудимого вы абсолютно уверены?

— Я уверена в том, что Павел Никифоров — убийца. У нас есть нож, которого не было в первом суде. И на нем отпечатки Никифорова.

— Что? Почему этого не было в первом суде? Это ведь улика, которая четко доказывает, что первый подсудимый невиновен полностью! Как вы могли скрыть это?!

— Вы думаете, отпечатки не затерты? Не фрагментарные?

— То есть они могут быть и не его?

— Могут, — нехотя признала Анастасия Викторовна.

— А что, если вы ошибаетесь? — спросил я.

— Я не ошибаюсь.

— Но однажды вы уже ошиблись, — напомнил я.

— Роман, я не ошибаюсь.

И снова сделала это — оскалилась. Наверное, хотела показать милой улыбкой, что разговор завершен, но я увидел совсем другое — угрозу.

Незадолго до суда со мной связался директор по подбору персонала из «Передовых технологий». Я был удивлен звонку, потому что бывший работодатель был единственным, кому я не предлагал купить «Большого брата». Но слухи на рынке курсировали, это было известно: не далее как на прошлой неделе инвесторы оперировали цифрами, до боли похожими на те, которые предлагали мне ранее в другой компании — FSBNT, где я провел несколько встреч, окончившихся ничем. То есть между собой игроки обсуждают не только продукт, но и цену.

С этим человеком мы знакомы — он присутствовал на встрече по поводу моего увольнения. Я помню, что у него разного цвета глаза: один зеленый, а другой — голубой, плюс немного косил левый глаз. В общем, выглядел чудаковато. Слишком внимательно смотрел в лицо собеседнику, слишком яро выражал эмоции, тщательно проговаривал фразы… Странный тип, я ему не доверяю.

Он назначил встречу не в Крылатском, а на «Баррикадной» — в одном из заведений популярной сети кофеен, столик на летней веранде. Шел дождь, сидеть было неуютно из-за микробрызг дождя. Сам Александр Дмитриевич устроился неплохо, подальше от края зонта, по которому стекали капли, курил сигарету вопреки недовольному взгляду официантов и чувствовал себя вполне комфортно.

— Я понимаю, что вы чувствуете себя свободно, — сказал он, не дожидаясь, когда я сделаю заказ. — Но предлагаю не терять время и вступить в переговоры с «Передовыми технологиями», потому что «Большого брата» у вас никто не купит.

— Это почему же? — спросил я и отложил меню. Судя по всему, Александр Дмитриевич настроен давить. Чтобы иметь возможность встать и уйти, не дожидаясь нерасторопного официанта со счетом, я решил воздержаться от заказа.