Оро Призывающий - 999999999 жизни [СИ]

Второй заход. На этот раз я не пытался раскидать тела, а попробовал выскользнуть из-под них — и у меня получилось. Я выбрался.

Изорванная одежда была вся в крови — как своей, чёрной и густой, словно мазут, так и чужой, красной. По залу, усыпанному пылью и каменной крошкой, были раскиданы тела.

И не только. Сзади выстрелили; первый выстрел попал мне в плечо, но я уже почти не ощущал боли на общем фоне, и это позволило мне быстро отскочить в сторону.

Автомата у меня, разумеется, уже не было — валялся где-то в куче покойников, а может, отлетел в сторону. Ну и ладно, не пригодился. Зато теперь я чётко видел врагов — и значит, мог сделать вот это.

…чёрная вспышка. А затем всё стихло. Топот чьих-то ног за спиной, голоса раненных и паникующих… похоже, Сато был не прав. Я зацепил не только тех, кто был здесь, в этом зале — звуки стихли и этажом выше, и этажом ниже. Серия быстрых звуков падающих тел — и полная тишина, не считая монотонно завывающей где-то вдалеке — этажах в трёх отсюда или даже больше — пожарной тревоги.

Я чувствовал себя превосходно. Здоровее, чем когда-либо. Сильнее. Энергичнее. Настоящий кайф. Единственный раз в моей жизни, когда я пробовал наркотики, был неделю назад, в больнице… сейчас я ощущал нечто то же самое, только во много раз сильнее и приятнее.

Ладно. На этом нельзя зацикливаться, иначе всё, чего я добился стиранием памяти, сойдёт на нет. Оглянувшись по сторонам — тела были повсюду, а вот движения не было — я направился наверх, на крышу.

Рубашку, промокшую от крови, я попросту содрал и бросил на пол. Мокрое тело было противно липким, а снаружи уже было темно (а потому прохладно), так что я подумал о душе. Учитывая, чем тут занимаются — не может быть, чтобы не было душа. Вероятно, в номерах со «стопроцентной защитой» они есть… если их не разнесли в клочья какие-нибудь очередные взрывы.

Да, здесь, на крыше, живых тоже не было. Все тела представляли из себя смердящее гнилое месиво… но я не испытывал по этому поводу ничего. Лика? Я не видел её здесь, но даже если я и убил её, мне было плевать. Строго говоря, я лишь забрал своё.

Был лишь один человек, интересный мне в этот момент. И я нашёл его — такое же мёртвое тело, залитое ихором, лежащее в изломанной позе на том же месте, где я оставил его. Рюдзи Сато за время моего отсутствия не сдвинулся с места.

Сколько времени? Наверное, часов десять, или, может, десять с небольшим. Значит, у меня около двух часов до того, как он придёт в себя.

…интересно, за это время сюда явится ещё кто-нибудь? Почему-то потенциальная угроза нового нападения меня не пугала. Я был уверен, что со всеми теми силами, что вобрал в себя, справлюсь.

Но никто не пришёл.

За два часа я успел помыться в душе и переодеться. Правда, из всей одежды обнаружилась лишь форма персонала — не «египетская», а обычная, брюки и белая рубашка — но мне было не до моды. Нашёл я также и продукты, но есть не хотелось — всё помещение прочно провонялось запахом трупятины, который отбил бы любой аппетит.

Наверное, если я чему и удивлялся, так это собственному спокойствию. Новое нападение, окончившееся смертью кучи народу… но мне было всё равно, как будто ничего не произошло.

Может, это защитная реакция. События слишком шокирующие, и мозг не даёт мне воспринять их в полной мере — иначе есть риск, что я сойду с ума. А может, это отголосок меня-прошлого, для которого в произошедшем и правда нет ничего «такого».

Или… что, если это частица Силы внутри меня? Ведь это она дала мне способность.

О последнем я предпочёл не размышлять.

Все два часа я ждал, что сюда кто-то заявится. Ну, хоть кто-нибудь! Если не новые нападающие, то хотя бы пожарные, полиция, скорая, владельцы и сотрудники отеля, родственники и сослуживцы видных людей, что превратились в красную смердящую биомассу…

Никто не шёл. Причина тому могла быть одна: они знают, что я наверху. Знают, кто я такой, на что способен — и попросту боятся меня трогать. Боятся даже заходить сюда.

Что ж, в чём-то они правы.

За две минуты да полуночи я был снова на крыше. Здесь погасли все огни — после взрывов электричество вырубилось; наклонившись вниз, можно было увидеть машины, съехавшиеся к зданию, мигалки, толпу людей, снующую в панике…

И все они не рисковали заходить сюда.

В полночь тело Сато засветилось.

Наверное, это выглядело очень… эффектно и по-киношному. Яркое сияние, объявшее его тело, принявшее его форму… затем оно стало уменьшаться.

Передо мной сидел младенец — самый обыкновенный на вид, запутавшийся в пропитанных слизью тряпках, растерянный, но определённо живой. Всё так, как должно было быть.

Младенец поднял голову. Новорожденные не должны этого делать — они не умеют держать голову самостоятельно — но этот, ясное дело, был исключением. Поглядев на меня, он издал какой-то невнятный звук… и постучал по собственному запястью характерным жестом.

Ага, понятно. Ещё рано. Он в таком возрасте, когда даже говорить внятно не может, а потому мне лучше подождать ещё час-полтора.

Что ж, я кивнул и отошёл в сторону. На этот раз я решил остаться на крыше; обзор был прекрасный, а наблюдать за тем, что происходило внизу, было даже интересно. И как долго они собираются не подниматься наверх? Может быть, ожидают прибытия сапёров или каких-нибудь пробуждённых нужной специализации?

Время шло быстро; внизу особо ничего не менялось, но прохладный ночной воздух не давал мне задремать.

— А ты наворотил дел, — заметил позади меня детский голос.

Я обернулся и поглядел на Сато. Сейчас ему было едва ли три-четыре года — кажется, я простоял на крыше не меньше часа. Он был кое-как завёрнут в собственный же пиджак, и это придавало ему особенно комичный вид.

— Не люблю это время, — заметил Сато, верно истолковав мой взгляд. — Слишком… несолидный вид. Все знают, что тебе почти полтора века, но всё равно не воспринимают всерьёз.

Я лишь пожал плечами.

— Я воспринимаю. Облик — лишь облик, не так ли?

— Не каждый умеет смотреть сквозь его призму… — задумчиво пробормотал ребёнок, садясь на пол передо мной и скрещивая босые ноги. — А полностью отречься от неё — вообще никто не может.

Помолчав ещё секунд двадцать, он добавил:

— Моё любимое время — это ночь. Когда наступает моё биологическое отрочество. Двенадцать лет, четырнадцать… силы молодости ещё при мне, но дел в это время обычно нету; никто не дёргает меня, как днём, ничего не болит… можно лежать и просто думать.

— Зачем вы мне это рассказываете? — уточнил я.

— Незачем, — Сато пожал детскими плечиками. — Иногда хочется с кем-то этим поделиться.

Я кивнул.

— Давайте вернёмся к делу. К тому, что я… наворотил дел.

— Что произошло внизу? — Сато глядел на меня.