Антонина Крейн - Теневые блики [litres]

Несмотря на то что я изо всех сил уговаривала себя не поддаваться панике, было сложно не поверить в Карла. Если у чудо-мальчишки так портится настроение – жди беды.

Чтобы успокоиться, я стала напевать про себя дурацкие детские считалки.

– Ну здравствуй, синеокая звезда Иджикайяна!

Куратор был в превосходном настроении. Он сидел на своем любимом широком подоконнике, тая от удовольствия. В честь торжественного дня Полынь надел совершенно безумное пятнистое одеяние. Если б я не знала, что он тот еще модник, то решила бы, что Внемлющего просто облили краской: на белом фоне всех его маек расплывались хаотичные черные и красные пятна, принимающие самые дикие формы.

– Да по тебе можно проводить тест Роши-Хаха для умалишенных, – фыркнула я.

Полынь, болтая ногами, поднял мне навстречу бокал с чем-то шипящим:

– Почти угадала, душа моя. Если честно, не стань я тем, кто я есть, я бы точно пошел в мозгоправы. Всегда интересовался человеческой психикой.

– Да? А почему тогда выбрал госслужбу?

– Иногда за нас все решает судьба, – беззаботно пожал плечами куратор.

Потом хохотнул:

– Ну, или родители.

– Злишься на них за это? – Я взяла у Полыни второй фужер. Стеклянный, со сложными гравировками, бликующий в ярком утреннем свете: – Не рановато ли мы празднуем, кстати?

– Отвечая на второй вопрос – нет. Я уже на пределе. Ты даже не представляешь, как я хочу, наконец-то, отвлечься… Если честно, – он усмехнулся, – для меня это намеренное заигрывание с фатумом. Я так устал в последнее время, что сейчас, на финишной прямой, хочу назло всему миру и себе самому расслабиться, позволить вселенной решать за меня. А что касается родителей – нет, не злюсь. Так надо было. Одна жертва, да. Зато трое братьев и сестра учатся в Башне бесплатно.

– Да ладно тебе. Многие идут на госслужбу по любви. Не страдай.

– Я и не страдаю, – он подмигнул. – Просто иногда хочется сболтнуть чего-нибудь эдакого. Подкинуть собеседнику головоломку, пусть сидит, хмурится, решает. Точнее, нет. В идеале я бы хотел, чтобы это мне подкидывали маленькие повседневные тайны. Но всем лень этим заниматься, так что приходится самому играть роль ведущего. Жаль, ты никогда не клюешь. Столько красоты развешано у тебя перед носом! Что-то намеренно. Что-то случайно. Но ты так любишь свою уютную конуру, эту вечную роль жертвы, улыбчивой дурочки, знающей свое место, что не стремишься складывать кусочки стекла в мозаику и дерзко вывешивать полотнище правды при свете дня… Была у меня такая подруга. Когда играла в покер – пусть даже все карты у нее на руках – все равно орала «пас!» и убегала прочь от круглого стола. Ни азарта, ни смелости. Как будто, если дерзнешь, если покусишься на большее, накажут. Почему ты вечно тише воды, ниже травы? Почему отказываешься думать? Зачем ведешь себя глупее, чем можешь?

Он качал ногой так сильно, что, казалось, она сейчас оторвется.

– Так, Полынь, – мое лицо окаменело. – Кажется, ты пьян, дружок. Я принесу тебе воды.

Куратор поморщился, будто я сказала что-то неприличное. Потом спрыгнул с подоконника. Подошел ко мне, сильно пахнув лекарствами, поднял брови и ехидно проговорил:

– Да если б я и хотел, то не смог бы напиться. Из меня это умение вытравили. Я скорее сдохну, нежели потеряю способность соображать ясно, гори они все синим пламенем!

Горько фыркнув, он отошел к своему рабочему креслу.

– Они? Жители Шэрхенмисты? – полюбопытствовала я.

– О, ты все-таки соображаешь!

Пока я прикидывала, как погрубее ему ответить, Полынь уселся поудобнее и начал стягивать сапоги. Я перевела взгляд на ноги куратора и не смогла подавить судорожный вздох.

У Полыни почти не было стоп.

Нет, я неправильно выразилась. Не спешите представить себе несчастного инвалида. У Полыни не было стоп в том смысле, что они были практически прозрачными.

– Э?… Все нормально? – опешила я. Полынь перехватил мой оторопелый взгляд и захохотал, закинув голову назад.

Я продолжала пялиться на его невидимые ноги.

– Издержки профессии, – пожал плечами куратор. – Специальное наказание… или, вернее, предупреждение для тех, кто слишком увлекается работой. Нравится?

– Нет, не нравится. Кончай этот цирк, – поняв, что никакого дискомфорта из-за «пропавших» ног Полынь не испытывает, я разозлилась. – Я не буду идти у тебя на поводу и – как ты это назвал? – решать развешанные головоломки. Ты хочешь мне что-то сказать? Говори. Не хочешь? Тогда не морочь голову. Как я понимаю, ты дико прешься от того, что весь из себя такой таинственный, тебе в кайф эти неоконченные разговоры и толстые намеки. А мне – нет. Я не буду играть с тобой, господин Внемлющий, особенно сейчас, когда, поправь меня, если ошибаюсь, мы пытаемся закрыть самое важное в твоей карьере дело. По которому у меня, кстати, есть просто жесть, какие мощные догадки. Так что прекращай пьянствовать. И захлопни варежку.

Куратор откинулся в кресле и скрестил руки на груди. Костлявые ноги тянулись к середине комнаты. Одна полупрозрачная стопа вольготно расположилась на другой. Закрытая поза, зато взгляд такой вызывающий, что я невольно покачала головой – ну да, конечно, заливай, что тебя не берет алкоголь.

Темные пряди Полыни, блестящие от бусин и монеток, полностью скрывали острые скулы куратора. Огромные часы тикали на груди, как гномья бомба. Татуировка Ловчего пульсировала зеленым.

– И вообще, ты какой-то чокнутый, – покачала головой я. – Не лучший куратор для подражания.

– Я не расслышал: ты сказала, «лучший куратор для подражания»? Спасибо, душа моя, я тебя тоже ценю, – снова рассмеялся Ловчий.

В распахнутое окно кабинета влетела ташени. Плюхнувшись в подставленные лодочкой ладони Внемлющего, она нежно чирикнула. А потом раскрылась в послание.

Полынь пробежал его глазами по диагонали. Его лицо потемнело. Куратор мигом собрался: сел ровно, выпрямил спину. Будто детская игрушка с мерзким названием «лизун» – кидаешь его в стену, а он хлюп-хлюп, и из влажной кляксы концентрируется в шар.

– У нашей наживки проблема. Выбранный мною Ищейка не смог завершить ритуал «Ночной пляски». Плохо стало. Прах!

Полынь резво вскочил и в ярости смахнул со стола стопки бумаг. Хаоса в комнате прибавилось. Я побледнела:

– В смысле?

– Оказался слишком нервным, слишком любящим контроль, чтобы безропотно выдержать одно за другим серию нападений бокки. У человека великолепная магическая история, но крепкая привычка к сопротивлению. Начал орать, чтобы его выпустили. Митрас испугался, что это повлияет на остальных участников, и увел его от греха подальше.

Я нарочито спокойно стала собирать документы, разбросанные Полынью: