Антонина Крейн - Теневые блики [litres]

Я так и села:

– Дахху что?!

Наш прибабахнутый философ и о себе толком не умел позаботиться, а уж взять ответственность за другого…

– Я сама удивилась! А уж Карл как прибалдел от таких новостей, не правда ли? – Кадия жеманно оттопырила мизинец. И неважно ей: бисквит ли, чашка.

Подросток кивнул. Мне показалось, что за чистой радостью он прячет еще какую-то эмоцию… Кажется, страх. Причем в отношении меня. Боится, что я заставлю Дахху передумать?

– Но и это не все новости! – Кадия подняла указательный палец и медленно поводила им туда-сюда перед моим носом.

Это был отвлекающий маневр, ведь в этот момент другой рукой она тянула из банки мою последнюю печенюшку.

– Вдобавок к опекунству многоуважаемый Дахху из Дома Смеющихся, ни много ни мало, забрал свои документы из Лазарета. Все! – Печенька с драматическим хрустом погибла в зубах подруги. – Он больше не будет лекарем. Теперь он – энциклопедист, и точка.

– Как та-а-ак?! – застонала я. – Что за корова его укусила?

– Бешеная какая-то. – Кад развела руками. Потом обернулась к Карлу: – Так, дружок, давай-ка, дуй в спальню, там найдешь злобную птичку в клетке. Это Марах. Попробуй с ним поиграть, но смотри, чтобы он глаза тебе не выклевал. Все животные похожи на хозяев, а Тинави у нас та еще штучка.

Когда Карл ушел, Кадия резко поставила локти на стол и, перегнувшись ко мне, быстро зашептала:

– Вообще, мне это не нравится. Дахху всегда был благоразумным парнем, даже слишком благоразумным, я бы сказала. Но после той ночи с бокки он сам не свой. Постоянно бубнит про сны, строчит что-то круглые сутки… Вчера опять меня в ресторане опозорил. Второй раз за неделю, а! Представь, подходит официант с жарким, а Дахху у него из нагрудного кармана выхватывает перо и давай писать прямо на льняной салфетке. Да еще и приборматывает. Я ему: «Дахху, ты сбрендил, дорогуша?», а он только глазами зыркает из-под шапочки и пишет, пишет. Официант пытается примостить на столике блюдо с бокалами, а Дахху его локтем отодвигает, типа, не мешайте. Я теперь опять с ним разговаривать не хочу. Именно из-за позора, а не из-за романтики, как ты подумала. – Кадия обвиняюще ткнула пальцем мне в грудь.

Она вообще очень смело управляет своими указательными. Типично военная привычка, противопоказанная светским львицам – чую, сегодня на балу повеселимся.

Подруга продолжила:

– Короче, Дахху сбрендил, и ладно бы. Если это как-то оживит его отмороженный характер – я только за. Но эти приколы с опекунством и уходом из Лазарета… Что-то неладно.

Из соседней комнаты донеслось уханье Мараха. Удовлетворенное, насколько я знаю своего филина.

Я побарабанила пальцами по столу:

– М-да… Вообще, когда мы говорили с Дахху у водопадов Иштвани, я прониклась ощущением, что его сны – это акт принятия себя, который привел к таким вот картинкам от подсознания и чувству эйфории. Ну, ведь всякому видно, что Дахху создан для науки! Может, он наконец-то «дозрел» и теперь изо всех сил пытается наверстать упущенные из-за сомнений годы, поэтому пишет без перерыва? А опекунство… Знаешь, бывает такое: ты делаешь какой-то важный шаг в жизни и сразу же начинаешь бацать перемены в других, смежных сферах. Есть идиотское выражение – «беда не приходит одна». Я в него не верю, зато верю, что «решение не приходит одно», «смелость не приходит одна», «удача не приходит одна». Мир вообще лучше, чем о нем принято думать. Может, дело в этом? Дахху просто осмелел, а мы привыкли к его дохленькому варианту, вот и паникуем?

Кадия пожала плечами:

– Не знаю… Но ты посмотри внимательнее в его глаза. На мой взгляд, они какие-то ненормальные. Учитывая, как я отношусь к Дахху… – Она замялась. – Короче, Тинави, я волнуюсь. Боюсь, это реальные сны. Бокки что-то хотят от него.

– Я тебя поняла. – Я снова прислушалась к соседней комнате.

Уханье Мараха сменилось неожиданным, но очень довольным клекотом. Чешут его там, что ли?

– Обещаю, я не допущу, чтобы Дахху обидели. Я даже его коллегу попросила за ним приглядеть, вот только после увольнения это уже неактуально, – я раздосадовано крякнула. – Но я могу следить за ним сама все свое свободное время, если хочешь.

– Ой, к праху эту слежку, – отмахнулась Кад. – Мне тут, ура, наконец-то доверили несколько стражей в подчинение. Так что слежку я сама могу организовать, причем круглосуточную. Даже во дворце – мы там теперь дежурим, прикинь? Правда, эти гаденыши не сильно верят в мой авторитет, ну да ничего, еще пара драк, и разберемся… – Она хрустнула пальцами. – Так вот, с Дахху ты лучше побольше разговаривай. Он тебя всегда слушал. Это я для него – буйный клоун с замашками солдафона, а ты, скорее, мозговитая баба-ребус. Если кто-то на него и повлияет, то ты.

– Ого, ничего себе откровения! – Я расхохоталась. – Буйный клоун? Баба-ребус? Это так ты себе представляешь нашу компанию? А Дахху тогда кто, прости, пожалуйста?

– А Дахху – трусишка – зайка серенький, вместо морковки пожирающий мои нервы, – огрызнулась Кад. – Короче, иди, одевайся. И чтоб выглядела прилично! Я-то погляди какая! – Кадия подмигнула, вскочила, незаметно отряхнула крошки с платья и демонстративно покрутилась туда-сюда.

Она нарядилась наядой. Я была буквально раздавлена ее красотой.

Кадия и так – ходячий генератор комплекса неполноценности. А в шумящей юбке морского шелка, отороченной жемчугом, да с прибранными золотыми локонами, да с ювелирным трезубцем и с лифом в виде морских ежей – ну все, пиши пропало.

Не зря говорят, чем более мужественная у дамы профессия, тем более женственной она старается быть во внерабочее время.

– Ты не боишься порвать такую красоту во время поездки на Суслике? – завистливо спросила я.

– Я почти ничего не боюсь. Давай, поторопись-ка!

Когда я зашла в спальню, Карл и Марах сидели друг напротив друга. На полу. Марах что-то там бурчал на своем птичьем, будто монолог толкал, Карл – сосредоточенно поддакивал.

– Хей, я вам не мешаю?

Оба вздрогнули.

– Ты что, с моим филином разговариваешь? – Я подняла брови.

– Нет, – Карл покраснел. – Но я с удовольствием буду навещать его, если вы не против!

– Не против.

Мальчик вышел из комнаты, а я еще с полминуты смотрела ему вслед. Скользнуло смутное воспоминание: кажется, мы уже перешли на «ты». Но когда? Где? При каких обстоятельствах?

– Ничего не знаю насчет Дахху, но с мальчонкой точно не все в порядке, – пожаловалась я птице.

– Ух-ух, – со всей серьезностью ответил Марах и повернул голову на сто восемьдесят градусов, заинтересовавшись собственной спинкой.

Пришло время выдвигаться на бал, и Кадия наотрез отказалась пускать мальчика пешком.