Антонина Крейн - Теневые блики [litres]

Я запнулась. Постепенно я перестала думать, что сны – это всего лишь порождения нашего беспокойного ума. Каждый новый день упорно доказывал мне, что мир бесконечен, и чудеса в нем тоже. Поэтому уже вроде как даже неловко не верить…

Дахху повернулся с тесаком в руках и развел руками:

– Благодаря этим снам я впервые в жизни чувствую себя нужным. Теперь мне уже не кажется, что, если я умру, это ничего не изменит.

Я аж подпрыгнула на лавке:

– Хе-е-ей, дружище, ты что такое говоришь? Как это впервые в жизни? Ты хоть представляешь, как ты нужен Кадии? А магистру Орлину? Он, когда нам пишет, всегда в первую очередь о твоих успехах справляется.

Дахху поднял бровь. Орлин его никогда не любил: маленького нечесаного зануду в шапке. То ли дело румяная Кад и безбашенная я.

Поняв, что мои предыдущие слова не возымели должного эффекта, я продолжила перечислять:

– А как ты нужен всем тем больным, которых лечил? Старикам, с которыми работал в Лазарете? Студентам, за которых писал дипломы – хотя это так себе помощь… Снежку? Снежок, а ну подай голос! – Волк с готовностью завыл и вывалил огромный розовый язык.

Я вздохнула:

– В конце концов, ты представляешь, как ты нужен мне?

Дахху насупился и снова набросился на несчастную зелень.

Я вдохновленно продолжила:

– Да мир без Дахху из Дома Смеющихся был бы самым отстойным миром во вселенной! Иногда, в сложной ситуации, мне достаточно представить у себя в голове наш воображаемый диалог – причем тебе всегда достается голос разума – и жить становится легче. Ты невероятный молодец. Такие, как ты, нужны самому бытию – чтобы оно не теряло совесть и душу.

– Это не то, – упрямо помотал головой Дахху. – Хотя твои слова я запомню и буду использовать в будущем, как аргумент…

Он наконец-то отбросил свой тесак (хвала небу), разлил по чашкам травяной сбор, и мы вернулись в основное помещение пещеры.

Смеющийся сел на водяной матрас, предварительно взмахами руки разогнав рыбок. Будто боялся им помешать. Я привычно выхватила из корзины медвежью шкуру, кинула на пол и плюхнулась сверху.

Дахху пожаловался:

– В глубине души я всегда верил, что написать «Доронах» – мое предназначение. Но… Я предпочитаю молчать о своих надеждах. Причина проста: когда ты рассказываешь людям о задуманном, а они хвалят тебя в ответ, ты как бы сразу получаешь свою долю одобрения и радости. Авансом, что расхолаживает. Я не хотел терять запал. А еще я очень боялся, что начну, но мне не хватит знаний и умений, чтобы сделать дело хорошо. Не хватит даже, чтоб понять: все получилось плохо. Представляешь, что было бы, если бы я написал «Доронах», а люди отвергли бы его? Назвали бы жалкой пародией на энциклопедию, скучной для прочтения? Бессмысленной издевкой над миром книг? Я боялся, Тинави.

Он вздохнул и пожевал губами:

– Я всегда ждал сигнала извне, который бы заставил меня пойти навстречу мечте. Таким фактором оказались эти сны. Они внушают мне уверенность. Они дают мне информацию. Бокки-с-фонарями умоляют меня не прекращать, потому что для них «Доронах» – единственный способ выбраться на свет. Таким образом, я делаю то, о чем мечтал всю жизнь, и притом не чувствую волнения – ведь меня, считай, заставили.

– Разве ж это здорово – когда тебя заставляют?

Дахху задумался:

– По-своему – да… Когда бокки уйдут – я снова останусь один. И вдохновение исчезнет. Пусть лучше я не высыпаюсь и страдаю болью – физические неудобства ерунда по сравнению с возможностью творить.

Друг скрестил руки на груди и высоко поднял подбородок. Поза защитная и агрессивная одновременно, мол, не подходи – укушу.

Я покачала головой:

– Дахху, это какой-то бред. То, что ты «ждал сигнала», а теперь рад, потому что с тебя сняли ответственность – идиотизм. Ты совсем с дуба рухнул? Сам всю жизнь говорил: хочешь – делай. Попытайся один раз, второй, десятый и двадцатый. Будешь падать – вставай и иди вперед. Неважно, сколько раз ты терпел крах – значение имеет лишь то, сколько раз ты встал, чтобы двигаться дальше. И вот ты говоришь, что ждал отмашки, чтобы писать «Доронах». Ладно, в итоге все-таки начал, с потусторонней подачи. Неважно. Но теперь ты вцепился в эти сны, как в единственный гарант дальнейшей работы. Что это за ерунда? Ты должен делать то, что любишь, не ради призраков, а ради самого себя.

– Я не хочу ничего делать ради себя самого. Я не такой человек, – напыжился Дахху.

– Ага, отлично, а какой ты человек?

– Я хочу помогать.

– Кому ты помогаешь в данном случае?

– Я же сказал: бокки-с-фонарями. С моей помощью они могут рассказать нечто важное. Думаю, госпожа Пиония имела в виду это, когда сказала, что мир не крутится вокруг меня. Не мне нужны эти сны. Они нужны самим бокки. Если не всему Шолоху…

– Кхм. Зачем?

– Я пока не знаю. И, боюсь, могу так и не узнать. Говорю же – сны блекнут.

Дахху залпом допил чай и со стуком поставил чашку на каменный пол. Отвернулся.

– Не понимаю, – глухо сказал он. – Не понимаю, что я сделал не так? Почему они уходят? Почему решили покинуть меня?

– Наверное, просто эффект от прикосновения бокки выветрился. Но это ерунда, Дахху, – оптимистично заявила я. – Полная ерунда, понимаешь? Ты и без ночных приключений напишешь отличную энциклопедию. И даже лучше.

– Не напишу! – уперся этот баран. – Ты меня совсем не знаешь!

Я покачала головой:

– Это я-то тебя не знаю? Да мы семь лет спали в соседних комнатах и перестукивались по ночам. Я утешала тебя, когда ты рыдал над смертью соседской собаки, а ты получил в глаз за грубость, сказанную мной хамоватому извозчику. Мы ждали, пока заснет Кадия, чтобы залезть на крышу и поговорить о вещах, о которых она не любила говорить – о безответной любви, о смерти, о надрывных стихах, о том, что вкуснее всего пожухшие яблоки, и что самое страшное в жизни – остаться без мечты. Мы, дрожа от ужаса, прыгали в Море Мертвецов с высокой серой скалы и вместе ходили на могилу твоих родителей. Мы придумывали идиотские ритуалы, чтобы набраться удачи перед важными делами, и отчаянно презирали тех, кто не верил в дружбу «М» и «Ж». А теперь ты утверждаешь, что я тебя не знаю? Да я клянусь, если кто-то мире и может написать хорошую энциклопедию – так это ты, Дахху! Очнись! Что, информации тебе мало? Так подними задницу с матраса и двигай в библиотеку! Что ты со своими снами, как наркоман, право слово!

– Уж не тебе в твоем положении раздавать советы, Тинави! – Дахху неожиданно взбрыкнул.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась я.

– То, что мы с Кадией всю весну тебе говорили – вставай, борись. Но ты предпочитала ныть, что твоя жизнь кончилась вместе с магией.

– Но теперь-то я работаю! – возмутилась я.

– Вот только это не твоя заслуга, – сквозь зубы выдавил Дахху и потуже укутался в полосатый шарф.