Антонина Крейн - Теневые блики [litres]

– Просто Ходящие обладают некоторыми специальными знаниями и льготами на их использование.

– Суперспособности-и-и? – Я восторженно выдохнула.

– Ну, можно и так сказать, – фыркнул Полынь.

Я загорелась:

– И что же у тебя за знакомства такие, что ты разбираешься в Ходящих?

Полынь почесал нос:

– Этого я сказать не могу. У тебя свои тайны, у меня – свои.

Я призадумалась: у меня – тайны? А есть ли у меня тайны? От Полыни?

Про магию знает. Про влюбленность в Лиссая (с большой натяжкой, предупреждаю, с большой натяжкой!) тоже знает. Что еще-то? Разве что Святилище… Хотя это и не мой секрет.

Но ладно. Пусть думает, что в моей жизни есть белые пятна, раз сам так хочет. Всем от души рекомендую: имейте хотя бы одну загадку. По возможности – настоящую. И самооценку повышает, и – как это ни парадоксально – добавляет вам авторитета в глазах других. Ну, до тех пор, пока они не поймут, что вы просто лицемер.

– Слушай. – Я никак не могла успокоиться. – Тайны пусть будут тайнами, но ты можешь мне побольше рассказать про Ходящих? Так интересно! Я обожала читать про них в детстве! У меня была целая серия ужастиков, где главным героем был оптимистичный Смотрящий, а его врагом – Ходящий в совершенно жуткой маске с прорезями для глаз. Смотрящий все время совершал подвиги, но одновременно делал пакости мерзкому Ходящему, а тот снова и снова на эти пакости попадался, и… – Я вдруг поняла, что проколотая бровь Полыни уползла куда-то под линию роста волос, так он был язвителен. – Забудь. Проехали.

– Давай так, – предложил куратор. – По возможности я буду тебя учить, как всякий нормальный куратор всякого нормального малька. Другое дело, что про Ходящих мы будем говорить редко. Это просто неактуально – их всего-то дюжина осталась.

Я возразила:

– Но ведь могут же быть еще случаи, как сегодня! Какой-нибудь сбежавший мятежник.

– Это исключение, а не правило. Плюс, как я подчеркнул выше, мне нельзя обсуждать эту тему. Но я принял во внимание твой интерес к теневикам. – Он улыбнулся. – Факты про червяков и телепорт считай наградой. Бонус за ранение. – Полынь подмигнул.

– Ух, ранение. Звучит-то как! – Я осторожно, с уважением даже, потрогала свежеприобретенную шишку. – А что будет с Габриэль?

Куратор помрачнел.

С ним – удивительное совпадение – будто бы помрачнел и весь Смаховый лес: день клонился к вечеру, и солнце окончательно скрылось за верхушками деревьев.

– Габриэль повесят. Скорее всего, уже завтра… Она нарушила закон трижды: когда покинула Шолох в день бунта (должна была добровольно сдаться, если не разделяла позицию восставших), когда не явилась для сведения татуировки, и когда, наконец, убила Джи Бастерса.

– А если б не убила?

– Все равно повешение. Сайнор ненавидит Ходящих.

Полынь умолк.

Стало очень грустно. Кажется, для куратора эта история граничила с чем-то личным…

– Последний вопрос, Полынь. Можешь послать для меня несколько ташени?

– Да. Куда, каких?

Я объяснила.

Ташени улетели в четыре шолоховских библиотеки, чьи названия были аккуратно записаны в моем блокноте.

Господин Мелисандр Кес, мой беспризорный сегодня «клиент», назвал мне их в качестве своего плана на день. Я отправила письма библиотекарям, чтобы те подтвердили, что историк действительно заходил. А также спросила: когда он был, что из книг брал, общался ли с кем-то.

К тому моменту, как мы въехали в Шолох через Южные Врата, на все птички пришли ответы.

Господин Мелисандр не врал: везде побывал, везде почитал о Срединном государстве, ни с кем не говорил, кроме симпатичных буфетчиц, вел себя нормально. Одна из библиотекарш добавила: «Слегка по-гусарски».

Ну что ж. Вот и умничка.

Мы с Полынью распрощались у поместья Внемлющих: возвращали лошадок на законное место. Было шесть вечера – конец трудового дня у всех, кому судьба подарила стабильный график.

Мимо нас валили толпы, буквально толпы людей. Распахивались калитки, раздавались радостные крики жен, дождавшихся своих мужей, и мужей, дождавшихся своих жен. Один такой красавчик в фартуке выскочил встречать благоверную аж к забору, сопровождаемый двумя детишками и огромным котом.

Отовсюду доносились соблазнительные запахи домашней еды. Напомню: мы находились в Нижнем Закатном Квартале, то есть нас окружали сплошь частные поместья. Смех. Объятья. Изредка раздавались возгласы из серии «мог бы и продукты по дороге купить!». С треском разгорались фонари вдоль дороги: где-то там, в Ратуше, мастер света шепнул заклинание – и по всему Шолоху щелкнули переключатели в голубоватых уличных маг-сферах.

В общем и целом – атмосфера Нового года в миниатюре.

Полынь и я стояли посреди этого торжества семейственности, как две сироты. Нет, даже лучше: как две статичные фигурки в снежном шаре. Ты его трясешь, хлопья сыплются, играет музыка, все бурлит, – а в центре грустит одинокая елка с одиноким зайцем под ней. Так и тут.

Из-за забора Внемлющих донесся протяжный звон гонга: глава рода созывала учеников на вечернюю «линейку». Полынь поморщился.

– Ну что, все на сегодня? – спросила я. – От Ищеек никаких вестей?

– Никаких, – подтвердил он. – Приходи завтра утром в ведомство. Слава богам, там уже закончился этот балаган с уборкой.

– Хорошо. А сколько еще дел тебе надо закрыть?

– Пятнадцать.

– А ты успеешь?

– Попробую. С твоей помощью.

Я почесала нос. Полынь почесал ладонь.

Какое-то странное прощание с начальством. Он явно тоже проникся этим «новогодним духом» и теперь не хочет расставаться. Самое объединяющее чувство в мире: когда вы вдвоем одиноки среди общего праздника жизни.

– Есть не хочешь? – спросил куратор.

За изгородью раздался долгий детский визг, за ним – такой же долгий смех. Судя по тональности, принадлежал смех скорее дегенерату, чем гению, но главе Дома Внемлющих виднее…

– Я иду на ужин к друзьям. Присоединишься?

– Да нет, спасибо. До завтра.

Я кивнула в сторону поместья:

– Постарайся выжить в этом бардаке.

По ту сторону смех и визг уже переросли в групповые рыдания. Вот же люди зажигают!

Сегодня планировался ужин у Дахху.

Ну как планировался – его назначила я. В последние полгода мне было нечего рассказывать друзьям, зато теперь… Да я могу весь вечер трепаться без остановок! Устрою моноспектакль!

И заодно спасу Дахху, если есть от чего. Спасать – это теперь моя работа.

Вернее, мне бы хотелось так думать. Хотя опыт показывает, что мы с Полынью выходим на сцену, когда уже поздно. Профессиональные тормоза.