Вика Кисимяка - Рога Добра [litres]

В мир смертных пришел новый рассвет. Он был очень ярким, значит, на улице было холодно. Оранжевое зарево медленно накрывало город, было около шести часов утра. Как же долго я был в отключке. Насколько же медленно они со мной возились. Будто ждали инструкций.

По чьему-то указу меня везли в неизвестном направлении. Солнце вставало на востоке и, судя по путям нашего движения, от Сколково мы въехали обратно в Москву. Где-то недалеко проехала ранняя электричка, по звукам я понял, что железная дорога находится где-то сбоку.

– Одну звезду поставлю водителю за эту поездку… – попытался встряхнуться я, но меня плотно зажали между мощными торсами. – Какое у вас приложение? Я просил ехать к цыганам.

Мою болтовню проигнорировали, зато я дал всем знать, что жив и пришел в себя. Это давало мне возможность оглядываться по сторонам и вертеть головой. Сумка с заветным контейнером, которая, кажется, стоила мне здоровья, пропала, однако она мне была больше и не нужна. Пробирка с сущностью Смерти была оттуда извлечена и перемещена во внутренний карман моего грязного, мятого пиджака. Я ощущал исходящий от нее холод, от которого можно было окоченеть.

Машина была дешевой и старой, настолько плохой, что я засомневался в том, что к похищению причастны силы Зла. Окна в ней затемнены не были, так что окружающий пейзаж был виден отлично. Автомобиль ехал мимо однотипных невысоких домов, набитых различными магазинами. Звук от железнодорожных путей стал громче, мы свернули в его сторону, проскочив неприметный вход в одну из станций московского метрополитена. Сомнений не оставалось: мы ехали по Дмитровскому шоссе, а впереди было место, которое раньше я видел только на фотографиях.

Останкинский пивоваренный завод был одним из самых высоких и мощных зданий промзоны. Он словно стоял на куриных ногах, – на огромных и толстых трубах, уходивших в землю. Территория завода была обширной, именно здесь производилось «Жигулевское» и «Старая бочка». Завод был вместилищем офисов и помещений, в которых сидели хипстеры со стартаперами, которых спасти от вырождения так мечтал ученый Алекс Авдеев. Цеха пивоварни напоминали лабиринт ужаса. И ехали мы именно туда.

– Пива хоть нальют? – вздохнул я. Вместо ответа меня во второй раз ударили по голове. Я, казалось, не лишился сознания полностью, а лишь погрузился в какое-то смутное забытье.

В нем меня мотало из стороны в сторону, куда-то тащило. Яркие пятна света, просачивающиеся сквозь полуприкрытые веки, сменились полумраком помещения. Здесь пахло пылью и тянуло сквозняком. Мое полубесчувственное тело кто-то усадил, крепче перетянув путы на руках и ногах. Холод от кирпичной стены привел меня в себя. Я снова мог видеть и ориентироваться в пространстве, только голова болела в три раза сильнее.

Мужчин, которые приволокли меня на завод, было четверо. Еще трое уже ждали здесь, выйдя из сумрака большого промышленного помещения. Все они хранили молчание, казалось, что каждый из них точно знает, что ему нужно делать.

– Похищение человека, статья 126 Уголовного кодекса Российской Федерации, – попытался предупредить я. – От пяти до двенадцати лет, люди. Я понимаю, что вас кто-то загипнотизировал, но, может, придете в себя?

Вместо ответа меня снова ударили по голове. Боль взорвалась, но сознание осталось: в этот раз у мужиков не было задачи меня вырубить. Я дернулся, но двинуться не смог, так как руки были плотно связаны за спиной. Мне не дали даже передохнуть, а на меня уже посыпались новые удары. Голова, ребра, живот. Пробирка со Смертью, как ненормальная, металась в кармане, рискуя разбиться, но про нее я вспоминал с трудом.

После нескольких минут избиения руками, в ход пошли ноги. Левое веко распухло, правая скула пульсировала и кровоточила. Ныли отбитые, кажется, почки, а сердце билось, как бешеное.

– Сказали бы хоть, что вам надо… – сплевывая кровь, стекающую изо рта, спросил я. Судя по полному молчанию, им не нужно было ничего. Они просто хотели меня бить.

Удары были болезненными, но не смертельными. Любой из похитителей мог сломать мне шею, если бы захотел, но никто из них этого не сделал. То ли мои мучители были в курсе, что я не могу умереть, то ли задача была все-таки другой. Возможно, они просто были очень злы на меня, ведь мне долго удавалось убегать от них, и теперь вымещали обиду.

Когда все мои ноги, так же крепко связанные, были покрыты синяками, спешно проступающими везде, где только можно, двое из нападавших утомились. Они просто беззвучно прекратили избиение, скрывшись в сумерках заводского зала. Я почти успел выдохнуть и почувствовать, что боль утихает, из острой превращаясь в ноющую, но не тут-то было. На смену заступил еще один мужик, не слишком сильный, чтобы бить меня самостоятельно. В его руках была длинная и тонкая железная цепь. На такую сажают собак в деревнях, либо используют в гаражах для крепления замка. Она почти ничего не весит, если вас, конечно, ею не избивают.

Удары обрушивались на мои плечи и спину, которые оказались открыты после того, как меня услужливо развернулись от стены. Все, что я мог – это теперь прислоняться к кирпичам головой, сгорбившись. Было очень больно, а перед глазами плясали искры при каждом ударе.

– А я-то думал… что такое только в кино… бывает… – едва ворочая языком, пробормотал я. Как на зло, сознание все отказывалось покидать меня. – Будете смеяться… но я уже ничего не чувствую, кажется…

Боль притупилась, либо я уже настолько плохо соображал, что не понимал, что у меня что-то болит. Цепь несколько раз задела левое ухо, проходя по спине, так что из него тоже сочилась кровь. Левый глаз, похоже, не видел вовсе, залитый потом и сукровицей. Я даже не пытался понять, сколько прошло времени, потому что боялся ошибиться. Что если период, показавшийся мне длиной в час, на самом деле занял всего с десяток минут?

Возможно, мне стоило держать язык за зубами. Мои мучители приняли во внимание то, что я сообщил им о том, что пытка больше не работает так эффективно, как хотелось бы. Я должен был все чувствовать, это явно входило в их задачу. Один из мужиков бросил цепь на пол, и это был, кажется, самый прекрасный звук в моей жизни. Мысли о том, что после цепи он может принести что-то похуже, пришла ко мне слишком поздно.

Мне развязали ноги, но запястья все еще были перетянуты. Поскольку я больше не был прикован хоть к какому-то устойчивому предмету, мое тело завалилось в бок и повалилось прямо на холодный пол. Его прохлада показалась мне не менее прекрасной, чем звук падающего орудия пытки. Сознание немного прояснилось, от этого стало больнее.

Почему я здесь? Кто так сильно ненавидит меня, что заворожил толпу любителей пыток, чтобы они делали со мной столь ужасные вещи? Кто вообще способен заворожить толпу взрослых мужчин, да еще и так надолго? Они немало гонялись за мной до того, как поймали.