Тим Пауэрс - Последние дни. Том 2 [litres]

Анжелика настрого запретила это. «У нас нет носителей, готовых пойти на такой риск, – сказала она. – Она всего лишь жаждет воплощения, мечтает снова обрести тело, к которому, скорее всего, постарается крепко прицепиться. Она вполне может выполнить свою посредническую миссию, давая нам советы с телеэкрана».

А у чернокожей старушки было много чего сказать, даже через динамики старенького телевизора. Она лепетала – бесполезно, как думал Мавранос, – о том, что теперь она пребывает в покаянном служении Дионису, чью часовню, судя по всему, осквернила при жизни; она сказала, что им следует воззвать к богу рядом с неукрощенной водой, и неуверенно рассказала о своем друге, банкире, который утопился «возле пристани „Мэг“». Пит пошел в библиотеку и установил, что она имела в виду Уильяма Ралстона, основателя Банка Калифорнии, утопившегося возле пристани «Мэйггс» в 1874 году, после того как его банк обанкротился. Она сказала также, что календарь нужно будет сверять с «отвесом», чтобы определить удачную дату.

Анжелика обратилась к своим ведьминским навыкам и сделала маятник на нитке, сплетенной из волос из бороды Скотта Крейна, а в качестве груза приспособила золотую зажигалку «Данхилл», которую Крейн когда-то получил в подарок от охотившегося на него профессионального убийцы; Мавраноса послали купить календарь, и Кути установил самодельный маятник над январской страницей.

Если откинуть крышку, блестящая зажигалка в форме параллелепипеда походила на дозатор для конфет «Пец» (правда, работы Фаберже), а Анжелике пришлось открыть крышку, чтобы закрепить нитку, – и зажигалка явно тяготела к тому квадратику, где стояла цифра «семнадцать», как будто ее подталкивала туда магическая сила, даже после того, как Кути рукой отвел ее на дюйм в сторону. И, как заметила Анжелика, качающаяся зажигалка указывала также на тридцать первое – вьетнамский праздник Тет и китайский Новый год. Год собаки подходил к концу, и первого февраля должен был начаться год свиньи – эта же дата была первым днем Рамадана – священного месяца мусульман.

Мавранос выпил пиво на кухне в три глотка и, тут же открыв следующую банку, вернулся с ней в гостиную.

– Тридцать первое, пожалуй, подойдет, – бесстрастно произнес он. – Я согласен с тобой – этот день лучше. Во-первых, будет возможность побольше узнать от этой мертвой леди (якобы нашего посредника ), что делать. Но до тридцать первого еще две недели. А семнадцатое – завтра. Мы торчим в Сан-Франциско уже пять дней. Тело Скотта все так же лежит в машине, и рано или поздно мы дождемся, что наступят теплые дни. Раз уж, как отметил Кути, мы собираемся просить Диониса о милости, резонно было бы обратиться к нему в день, который и для него оказался ужасным…

Он посмотрел в окно на серые бетонные опоры поднятой над землей автострады и вспомнил газетные фотографии двухъярусной эстакады 880-го шоссе в Окленде, обрушившейся во время большого землетрясения в октябре восемьдесят девятого года, и расплющенные автомобили, которые они со Скоттом Крейном своими глазами видели в Лос-Анджелесе год назад.

– Тьфу ты, – мягко произнес он. – Думаю, нам стоит попытаться сделать это завтра, с посредником или без. А ты подбери для всех нас футбольные шлемы и твое скелетное вино.

– И какие-нибудь маски для Хеллоуина, – чуть слышно добавил Кути, мрачно взглянув на Мавраноса. – По две-три штуки каждому.

Мавранос ответил ему таким же взглядом. «Ты ведь все время знал, как пойдут дела, верно, малыш? – подумал он. – И все равно поехал, чтобы спасти своих родителей». А вслух сказал:

– Да, в это время года они, вероятно, очень дешевы.

Анжелика, в это время наблюдавшая за Кути, перевела подозрительный взгляд на Мавраноса.

– Лучше бы этой Пламтри не отказываться от намерения участвовать в этой истории, – сказала она. – Кокрен говорил что-нибудь о том, что она делала эти четыре дня? Сомневаюсь, что сегодня он возьмет ее с собой.

– Ни в коем случае, – согласился Мавранос. – Точно так же, как, скажем, я не беру с собой тело Скотта, когда отправляюсь в бар на встречу с Кокреном. Они… И они, и мы не доверяем друг другу; он думает, что я попытаюсь пристрелить Пламтри, а я считаю, что папаша Пламтри обязательно попытается покончить с телом Крейна. – Он отхлебнул пива и облизал пену с седеющих усов. – Готов поручиться, что Кокрен добирается к себе таким же кружным путем, как и я – сюда.

– К себе… – повторила Анжелика. – Она живет там же, где и он?

– Вроде бы, – начал Мавранос, – он дает понять, что да… – Тут он резко выдохнул и уселся, скрестив ноги, на деревянный пол. – Но я думаю, что, на самом деле, она сбежала от него, – продолжил он ровным голосом, – а он не хочет в этом признаваться. Я думаю, что Кокрен понятия не имеет, где она сейчас находится. Увы. Вероятнее всего, ее отец как-нибудь явился и просто удрал вместе с ее телом…

В последние две встречи в баре «Ли Бо» Кокрен был явно пьян и слишком уж истово уверял, что Пламтри по-прежнему полна решимости вернуть к жизни убитого короля, и у Мавраноса сложилось тревожное убеждение, что Кокрен надеялся услышать от Мавраноса хоть что-нибудь насчет того, где она может обретаться.

Кути, поморщившись, поднялся на ноги.

– Учитывая флеботомию… – сказал он

– Был он когда-то красив и строен, как ты, – добавил Мавранос, автоматически переиначив строчку из «Бесплодной земли» Т. С. Элиота, в которой говорилось об утонувшем моряке-финикийце Флебе.

Анжелика внезапно побледнела и резко повернула голову к Кути.

– Я категорически запрещаю , – сказала она, зловеще понизив голос. – У нас есть деньги – мы уезжаем домой. Или куда-нибудь еще. И черт с ним, с этим королем.

Пит Салливан тревожно воззрился на жену и сына. Определенно ни один из них не уловил ни самой игры слов, ни того, что Мавранос имел в виду.

– Что? – спросил Пит. – Лоботомия? Кому же?

– Фле-бо-то-ми-я, – произнесла по слогам Анжелика, продолжая хмуро разглядывать приемного сына. – Венесекция, кровопускание; полагаю, из тела Крейна в винный бокал. Кути, просто недопустимо , чтобы этот мертвец, с которым мы даже не знакомы , занял твою голову! Нельзя позволить ему распоряжаться твоим телом! Пит, скажи ему, что мы…

– Мама, – холодно сказал Кути. – Анжелика . Мы все знаем , хоть и не говорили об этом, но знали с самого начала (подожди!), что королю, скорее всего, придется занять мое тело, а не этой женщины. – Его глаза блестели, но он, похоже, сердился даже сильнее, чем Анжелика. – Посуди сама: я, во-первых, мужского пола . Я не девственник в психическом плане, но девственник в физическом, что маловероятно в отношении Пламтри, к тому же я получил королевскую подготовку – рыба, вино, ритуалы и видения! Называйте меня сраным Витамином, извините за выражение! Меня просто следует… предоставить ему. – Он ссутулил плечи и потер лицо полотенцем, оставив на щеке мазок свежей крови. – И, кто знает, ведь может получиться именно так, как говорила эта Пламтри: он использует мое тело, чтобы сделать свои магические штучки, с помощью которых можно будет вернуться в свое.