София Баюн - Механические птицы не поют [СИ]

— А ведь это я во всем виновата, — зло сказала она, отстраняясь. — Знаешь, почему я к тебе пришла? Потому что думала, что это будет справедливо. Потому что ты мне что-то должен. Всегда одни проблемы были от мужчин с деньгами и положением… а теперь ты можешь без руки остаться.

— Все со мной будет в порядке…

— Не ври, я все видела! Если ты сохранишь руку — это будет чудо. Я думала, ты меня привезешь на Альбион, я пересижу в доме твоего отца, прикидываясь немой дурочкой, а потом сбегу и начну где-нибудь новую жизнь, когда меня искать перестанут. Вместо этого ты просидел в тюрьме и можешь узнать, каково это, когда в руке шестеренки крутятся. Так нечестно, Уолтер.

— Эльстер, я сам так решил. Ты же не думаешь, что я когда в это ввязывался не понимал, что делаю?

— Зачем тогда? Почему ты меня не выдал, сейчас бы все было хорошо…

— Я людей убивал в Лигеплаце, забыла? — улыбнулся он.

— А все из-за этого подонка Хампельмана! — неожиданно воскликнула Эльстер, вскакивая с кровати. — Старый ублюдок, у которого неожиданно проснулась совесть!

— Ты была с ним знакома? — Уолтер наблюдал, как она мечется по комнате, явно ища глазами что-то, что можно разбить.

— Я была знакома с Марией. Ты не знаешь, какая она была! Умная, сильная, злая! Такая красивая…

— Фрау Даверс говорила, что она была сумасшедшей, — напомнил Уолтер, окончательно переставший понимать, что происходит.

— Фрау Даверс очень много знает! Удивительно, как фрау Даверс вообще жива до сих пор с такой осведомленностью!

— Эльстер замерла посреди комнаты, бессильно опустив руки. — И как я жива — не знаю. Ты прав, мне надо бежать…

— Нам, Эльстер. Нам надо бежать, — напомнил Уолтер.

— Да, да, ты прав… Но ты же не сможешь… тебе плохо…

— У тебя есть живые деньги? — спросил он, наклоняясь и поднимая с пола трость.

— Да, есть… немного.

— Отлично. В таком случае завтра поздно вечером спустимся, наймем экипаж и поедем на вокзал. А оттуда… хочешь в Эгберт?

— Эгберт? Это откуда был герр Даверс?

— Да. Там много маленьких деревень и не любят людей с Альбиона.

— Но ты с Альбиона, — напомнила Эльстер.

— Да, и я там в розыске. Тебе есть куда собрать вещи? Эльстер, перестань метаться, иди сюда, — он старался говорить уверенно, но на самом деле перспектива ехать в Эгберт пугала. В деревне он, если что-то пойдет не так, точно потеряет руку — хорошие протезисты предпочитали крупные города.

Он взял Эльстер за рукав, заставил сесть рядом, заглянул ей в глаза и понял, что слова бесполезны. Потому что, хотя она и сохраняла остатки самообладания, во взгляде читались только отчаяние и истерический ужас.

— Я боюсь одна…

— Я не собираюсь тебя бросать, — спокойно сказал он. Уолтер по опыту знал, что человека легко заразить своим спокойствием и уверенностью. А в том, что Эльстер он бросать не собирается, Уолтер был уверен.

— Так неправильно. Я… Уолтер, это все, все из-за меня! Я должна дальше одна…

У Уолтера не было никаких правильных слов для ответа. Потому что Эльстер боялась не зря — они на самом деле подвергали друг друга опасности. Он был слишком слаб, чтобы ее защитить и не имел больше даже призрачной надежды на помощь отца. У Эльстер вообще ничего не было, кроме краденых украшений с фамильными вензелями Говардов и Скалигеров, и брошенного Беккой револьвера.

Зачем они нужны друг другу?

У него не было ответа на этот вопрос. И все же Уолтер знал, что не оставит Эльстер на Альбионе. И в Эгберте не оставит. И может быть, не оставит ее уже никогда.

Потому что Эльстер никогда не взяла бы у его отца чек, потому что у нее желтые птичьи глаза, темное прошлое и человеческое сердце. Потому что настал момент, когда все сомнения стали пустыми.

— Ты никому ничего не должна, — тихо сказал он.

В воздухе сгущался медовый запах духов, раскрывшихся нотами сердца — черным перцем и флердоранжем. От этой отравы Уолтер не знал противоядия и никогда не хотел его искать.

— Что тогда делать?

— Ехать в Эгберт. Вместе.

— Зачем? — спросила она, поднимая на него взгляд. Глаза у нее были уставшие, а под отчаянием и страхом явственно проступала обреченность. Потому что не было правильного ответа на этот вопрос.

Но Уолтер не стал его искать.

Ни у одной женщины не было таких обжигающе нежных губ. Пускай для целого мира она будет подделкой, созданной, чтобы сводить с ума — так лишаться рассудка Уолтер был готов снова и снова.

…

Утром Уолтер смог пройтись по коридору лишь слегка опираясь на трость. Попытался выйти в общий коридор, но не смог открыть дверь — под ней с той стороны кто-то спал, оглашая храпом весь этаж. Он брезгливо ткнул лежащего тростью, но тот не обратил никакого внимания. Вздохнув, он закрыл дверь и зашел на кухню.

Кухня оказалась темным помещением, где помещались две закопченные плиты и стол, заваленный посудой. Тарелки вперемежку с кастрюлями, в углу стояла пара закопченных чайников, а у стены располагалась целая батарея разнообразных кружек, из каждой из которых торчала вилка, ложка или нож.

Уолтер не без труда нашел среди посуды старую медную джезву, оторвал пару кусков от большого рулона дешевой ткани, лежащего на окне и полез в ящик за чистящим порошком. Эльстер смогла купить кофе в одной из местных лавок, и сейчас пачка лежала в запертой кухонной тумбочке с номером их комнаты.

Ему хотелось чем-то порадовать Эльстер. Он заглянул к ней в комнату — она еще спала, привычно свесив руку с кровати.

Он постелил ткань на колени, зажал между ними ручку джезвы и принялся методично очищать медную поверхность, стараясь не думать, как давно этого не делали. Одной рукой делать это оказалось неожиданно тяжело, к тому же тряпка только размазывала грязь.

— Я квартируюсь здесь полтора года, и еще никто ей не пользовался. У местных нет денег на кофе, — внезапно раздался над ухом каркающий голос.

Уолтер обернулся и с трудом сдержался, чтобы не отшатнуться. Рядом стоял старик с обезображенным лицом.

Единственный глаз, старческий, водянисто-голубой, в красных прожилках, смотрел на него с настороженной неприязнью. Вместо второго — уродливый шрам, зачем-то грубо зашитая глазница. Старик криво улыбался, обнажая кривые желтые зубы. Вместо губ вокруг провала рта расходились розовые бугристые пятна — скорее всего, кто-то сильно разбил ему лицо.

— Я не ношу масок, — с вызовом произнес старик.

— Это ваше право, — спокойно ответил ему Уолтер, опуская глаза к джезве.

— Меня зовут Нед, — сообщил старик.

— Уолтер.

— Девочка с короткими волосами — твоя сестра?

— Да, — предпочел соврать Уолтер.

— Смотри за ней получше, она нравится нескольким постояльцам и не нравится их женам.