София Баюн - Механические птицы не поют [СИ]

— Идемте, — с трудом кивнул он, потянувшись к плащу. Патер Морн мягко остановил его. — Выходите в коридор.

Уолтер почувствовал, как Эльстер сжала его руку.

В коридоре стояло инвалидное кресло, на котором лежали два черных рулона. Патер Морн протянул один Эльстер и начал надевать второй на Уолтера. Когда мягкая ткань закрыла его лицо, он услышал горестный шепот Эльстер:

— Предатель! Подлец, да как вы…

Теплые руки, сжимавшие его плечи исчезли, и конец фразы оказался заглушенным, будто рот зажали ладонью. Из последних сил Уолтер рванул ворот балахона вниз, пытаясь встать. И замер.

Унфелих стоял прямо перед ним и смотрел в упор. Уолтер отчетливо видел его безэмоциональное, тонкогубое лицо и пустой водянисто-голубой взгляд под круглыми очками в проволочной оправе.

Сзади к нему подошла Утешительница, высокая, темно-рыжая женщина с суровым лицом. Положила руку ему на плечо.

— Сэр, вам пора идти, — сказала она, и ее голос донесся словно из-под воды.

Унфелих обернулся и вежливо улыбнулся ей.

— Конечно, фрау. Проводите меня?

Эльстер тихо всхлипнула, но ее заглушил ответ Утешительницы:

— Пойдемте, сэр.

Уолтер проводил Унфелиха взглядом.

— Простите, я забыл вас предупредить о том, что у нас есть потайные стены, — горестно отозвался патер Морн, помогая Уолтеру надеть балахон и накидывая на его лицо капюшон.

Эльстер, ворча ругательства на кайзерстатском, надевала свой.

Лифт в Колыбели работал бесшумно и его стены были абсолютно прозрачны. Уолтер, не раз поднимавшийся на нем, правда не на самую крышу, невольно залюбовался зрелищем. Голубые стены, расписанные белоснежными узорами при подъеме становились похожи на облака. С каждым этажом облицовка становилась чуть темнее. Казалось, они поднимаются в небо, начав рано утром и закончив в звездной ночи. Стены последнего этажа были черными, а узоры в виде звезд на стенах слегка фосфоресцировали.

Эльстер стояла рядом и на ее лице не было ни одной эмоции. Когда патер Морн попытался взяться за ручки кресла, она решительно отодвинула его в сторону.

— Мисс, я вам не враг, — мягко сказал он, глядя, как она выкатывает кресло из лифта.

— Мне все равно, — сухо ответила она.

Комната Единения оказалась полукруглым помещением со стеклянной крышей и стенами. Все убранство составляла узкая кровать, кресло и тумбочка.

Патер Морн куда-то вышел. Спустя пару минут из коридора раздался грохот и шорох, как будто кто-то волочит за тобой тяжелый предмет. Эльстер молча вышла и почти сразу вернулась, таща вместе с патером Морном вторую кровать.

— Спасибо, мисс. Уолтер, я приглашу нашего врача через пару часов, а к вечеру, думаю, найду вам протезиста…

— Вы уверены? — тихо спросил он, до крови закусив губу.

— Да, Уолтер, простите. Я был на войне Журавлей и много лет был духовником вашего брата. Уверен, что врач подтвердит… поймите, Уолтер, реабилитация после установки протеза занимает немного времени, у вас стандартная комплекция, так что не нужно будет индивидуально… но даже если руку можно спасти — мистер Унфелих…

— Не надо, патер Морн. Я понял. Спасибо вам за все, — искренне поблагодарил Уолтер, пытаясь справиться с шершавым ощущением в горле, мешавшим говорить.

Он еще немного постоял на пороге, будто сомневаясь в чем-то, а потом, тяжело вдохнув, сказал:

— Я принесу обед, думаю, вам и правда нужно вино…

С этими словами он вышел за дверь.

— Я ему не верю! — заявила Эльстер, не дождавшись, пока дверь закроется окончательно.

— Эльстер, он прав. Может быть, руку и можно спасти, но у нас нет столько времени на реабилитацию. Это будет долгое и упорное лечение, а потом ее нужно будет разрабатывать… Я много общался с людьми, носившими протезы. Рука будет функционировать уже очень скоро.

— Уолтер, ты что, хочешь отрезать себе руку, хотя ее можно спасти?!

— А что еще делать? Скажешь мне?! Может быть, когда Унфелих не через стенку будет перед тобой стоять, мне махать тростью и говорить «Кыш»?! — не выдержал Уолтер. — Мне с каждым часом хуже, не знаю, что такое «Грай», но может это какие-то антибиотики, которые не давали мне в тюрьме сдохнуть, а теперь их действие заканчивается? Все будет хорошо.

Эльстер посмотрела на него, и Уолтеру вдруг показалось, что она сейчас проклянет его. Но она молча отвернулась и придвинула кровати друг к другу.

…

Патер Морн вернулся примерно через полчаса и вкатил за собой крытую тележку. Эльстер за это время не говоря ни слова забинтовала Уолтеру руку, села на край кровати и замерла. На все попытки разговорить она никак не реагировала, и он быстро оставил эту затею, погрузившись в собственные безрадостные мысли.

— Я поговорил с Молли, она будет молчать об увиденном. Но вам не стоит о ней волноваться — она вечером отбывает в Морлисс, там сейчас беспорядки и нужны Утешительницы, — патер Морн торопливо расставлял на тумбочке приборы и бутылки. — Вы будете Безликим. С Безликими нельзя встречаться никому, кроме клириков и врачей в экстренных случаях. Один из наших Служителей, Ливрик, недавно как раз вернулся из Морлисса, у него тоже ранена рука, но ему не требуется специальных средств… Вы будете Ливриком, я принесу документы… После установки протеза никто все равно никогда не увидит его, поэтому…

Он остановился, придирчиво оглядел тумбочку, а потом обернулся к Уолтеру. На его лице явственно читалась неловкость.

— Скажите, Уолтер, есть что-то, о чем я должен знать и о чем должен знать врач?

— Вы хотите, чтобы я исповедался?

— Нет, я хочу, чтобы вы сказали мне если… простите, Уолтер, но вы всегда отличались склонностью…

— Вы хотите знать, не алкоголик ли я или наркоман? — усмехнулся он. — Нет. Вовсе нет.

— Простите, но протезирование — долгий процесс и очень важно подобрать наркоз… если в вашей крови есть какие-то посторонние вещества — результат может быть непредсказуемым…

— Грай, — хрипло произнесла Эльстер. — Его в тюрьме поили какой-то дрянью, называется «грай».

— Вы уверены, мисс? — помрачнев, спросил патер Морн.

— Я не поила его в тюрьме отравой, — презрительно отозвалась она. — Как я могу быть уверена?

Патер Морн замолчал. Несколько бесконечных минут он стоял, склонившись над тумбочкой, и Уолтер видел только его сгорбленную спину. Паника толчками подкатывала к горлу, но Уолтер устал бояться.

— Это плохо, — наконец сказал он. — Это очень плохо, мой мальчик. Я не могу сказать вам доподлинно, что за вещество вы пили, но знаю о нем две вещи точно: его дают только в тюрьмах и это одна из разработок вашего брата.

«Так вот почему Бекка сказала «паршивое чувство юмора», — усмехнулся про себя Уолтер. Чувство юмора и впрямь было паршивым.