Дарья Гущина - Окно в Полночь

— Это, друг мой, Данте, — я перекинула через плечо косу и тоже улеглась, положив руки за голову. — Цитата из «Божественной комедии».

— И что?

— «Я не был мёртв, и жив я не был тоже…», — повторила я задумчиво. Сколько же бабушка мучилась, пока писала… — Что-что… Межмирье это. Очевидное и невероятное. Где ещё можно быть и не живым, и не мёртвым, не умирать, но и не жить?

«Никто не увидит и не узнает…» Надо обследовать мебель. Сон явно в руку. Я выползла из-под кровати и ринулась изучать стулья, шкафы и столы.

— Надеюсь, ты паркет с обоями отдирать не собираешься?

Вопрос застал врасплох. Писатель всегда в поиске. И он всегда будет писать. И писать, где угодно и на чём угодно. Идеи часто застают врасплох, и писать приходится там, где настигнет. А уж если хочется спрятать записи так, чтобы никто не догадался…

— А это мысль…

Не зря Игнат Матвеевич рвался именно в квартиру. Когда я сюда въезжала, стены закрывали газетные полосы, а мне было лень их отдирать. И мы с папой и Алькой наклеили новые обои поверх «газетных». Интересно, а есть ли что-то под ними?

— Записи на обоях? Никогда бы не подумал…

— Я тоже.

— Хотя сама пишешь на салфетках и туалетной бумаге?

— У всех творческих людей — свои причуды, — я тщательно обследовала круглый кухонный стол. Сверху — ничего, а вот снизу…

— Сай, ты мне нужен как мужчина. Будь добр, переверни стол.

— Я полезен и как саламандр. Может, посветить, и хватит?

— Нет, переворачивай! Тут в щелях что-то есть.

Кажется, щели топором прорубали… А ведь я несколько раз стол мыла и ничего не замечала!.. Я принесла пинцет и выудила из деревянных прорех клочки бумаги. М-да, бабуля… Что же с тобой сделали, если у тебя так снесло крышу?.. Неожиданный утренний квест… Я сложила клочки бумаги один к одному, по линиям разрыва. Получилась страница. Первая страница эпилога, ибо последняя глава, украденная у Иннокентия Матвеевича, рассказывала о последнем же испытании. А вот после…

— Что написано?

Я склеила скотчем клочки бумаги, села на стул и вчиталась в косые строчки. Так, успел и пришёл первым… Тень хранителя… Выбора нет, и он в принципе невозможен… Место рядом занято с рождения…

— Васюта!.. Мне же интересно! — ныл саламандр. — Рассказывай!

— Он знал, — пояснила я тихо. — Иннокентий Матвеевич ошибся. «Герой» знал, что писцу тени не видать, как своих ушей… Или дед ошибся, или… бабушка не сразу разобралась. И не о том предупредила, и рукописи спрятала, чтобы я не дописала, как она… Или… — я покачала головой: — Или при последней встрече с братом она уже была… не в себе. И бредила. А он передал, что запомнил. А «герой» всегда знал — тени ему не видать. Ничьей.

Но мы с Алькой увидели его с тенью — во снах, в самом начале этой безумной истории. Вопрос. Очередной и риторический. Откуда он её взял? Вероятно, костлявые руки и тень на лице… это знак тусующейся рядом сущности, этого… Муза, в смысле — мыши. И я готова спорить на хату, что бабушка и «герой» встречались. В межмирье. И бабушка благополучно вернулась обратно. Почти благополучно. Зачем только встречались?..

— И-и-и?..

— Подробности хочешь — на, сам читай. Почерк ужасный.

Сайел взял склеенный скотчем лист, присмотрелся, выдержал театральную паузу и веско сказал:

— Я не знаю этого языка.

— В смысле? Читать не умеешь? Тут же русским по серому написано…

— Не русским.

— Чего? — я выхватила лист. Нет, ну я же понимаю отдельные слова!

— Это не твой язык, Васют. Это язык другого мира.

М-мать…

— Уверен?

— Абсолютно.

— Но я же… понимаю… — я растерянно смотрела на саламандра.

— А ты помнишь, что твой «герой» постоянно писал на стенах?

Я нервно разгладила края листа. Признаться, вчера по дороге домой я измучилась сомнениями. А «герой» ли в мою жизнь вмешивается? Зачем я ему, если у него уже есть тень? Но «за» моего «героя» говорит и предсказание Серафимы, и слова деда Кеши — о том, что бабушка умерла, когда за ней пришел кто-то, о ком я знаю. И Сайел туману напустил своими дурацкими «одуванчиками», повторениями и прочей потусторонней ерундой. И вроде бы всё сходится… Кроме мотива и цели. Нафига козе баян? Вот нафига?

И прощальные слова Игната Матвеевича повернули мысленный поток в иное русло — в русло реальности. Где я — не единственный писец. Где обитает и творит толпа коллег-конкурентов. И, может быть, я унаследовала от бабушки и ненависть местного писца. Тогда получается, что «герой»… учил меня во сне. Учил своему языку. Значит, хотел о чём-то рассказать. Значит, за тем и идёт. И поэтому упорно держит для меня открытым окно в Полночь. Если, конечно, я опять не принимаю желаемое за действительное. Но от валерьянки уже тошнит.

— Ты сможешь показать то, что он писал на стенах?

Я кивнула и отправилась в кабинет. Достала блокнот с ручкой, закрыла глаза, вспомнила подходящий момент и начала писать. Что-что, а после двух лет корректуры память на письменную речь у меня отменная. Написав несколько строк, я открыла глаза. Сравнила полученное с результатом «квеста» и откинулась в кресле, закрыв глаза. Кажется, я права. «Герой» учил меня своему языку. Но, что странно, я понимала его язык как родной. Непонятные слова казались закорючками дурного почерка, не более. Значит…

Встав, я подошла к окну и зябко обняла руками плечи. Значит, заканчиваю историю. Обязательно. Немедленно. Только пару моментов проясню, достучавшись до третьего деда — и выслушав третью версию прошедших событий. А потом… Межмирье — так межмирье. И либо убьёт «герой», либо… многое прояснит.

— Васюта, мне это не нравится.

— А мне не нравится твое постоянное вмешательство, — я резко обернулась. — Поздно нянчиться. Не сбежал бы…

Саламандр вспыхнул и заискрил, в тёмных глазах мелькнула злость. Я смущённо кашлянула и закончила почти спокойно:

— Как говорят китайцы, «ни сы», Сай. Я тебя не осуждаю. Не знаю, что толкнуло тебя на побег, но если из-за этого ты предал бабушкину просьбу… Значит, это было архиважным. Я не буду задавать тебе глупые вопросы, но и ты не будешь критиковать мои решения и скандалить. Идёт?

Саламандр матюгнулся на своём, шипящем, скроил недовольную рожу, но кивнул.

— Чудно, — я натянуто улыбнулась. — В гости со мной пойдёшь?

Сайел скривился и демонстративно утопал в гостиную, к цветочку и свечкам. И правильно отказался. Если там будет Ауша, то они опять начнут друг на друга шипеть и всё испортят. Я проводила его ироничным взглядом и занялась утренними делами. Умыться, переодеться, позавтракать и сварить кофе, покормить… кота. Так…

— Баюн! Баюш, кис-кис-кис! Ты где?

Я облазила всю квартиру, но кот пропал. Я не поленилась обыскать все стеллажи, пять раз заползала под кровать, несколько раз тщательно проверила шкафы, но безрезультатно. Вчера он точно был дома — «ругался» на искрящих скандалистов. Потом… потом — не помню. Меня вырубило, едва я до кровати добралась. Но входную дверь больше не открывала. И окна. Куда он мог исчезнуть?.. В душе нервно сжалось беспокойство. Куда подевался?..