Аркадий Никитин - Мельников

– Не-не. – Родиону действительно было интересно, – я только не понимаю, откуда у вас на это время. И… Разве это не врачебная тайна, там, и все такое?

Конюков странно улыбнулся.

– Я почему-то уверен, что именно вы тот человек, с кем я могу без лишних опасений поделиться этим неординарным, из ряда вон выходящим, но, все же, прошу прощения, дерьмом. А времени у меня сейчас хоть отбавляй. Не сезон. Помимо Жилинского, ну и, собственно, вас у нас тут только один состоятельный ипохондрик, любимец Саныча. То есть, Баграта Александровича, вашего старого знакомого. Вот где ему простор. Стареет наш идол… Еще разговорчивее стал. Впрочем, мы не о нем сейчас.

– Вы про нюансы говорили.

– Да, был и второй нюанс. Репатриировалась она, а сын остался. Вот такие дела. – Конюков грустно улыбнулся, – сколько врачом не работай, а всегда найдется что-то такое, даже для нас слишком грязное, склизкое. И, увы, не из области физиологии. А дальше банальная часть – стипендии, международные гранты, он физмат окончил даже не экстерном, а так, между делом. Типичный вундеркиндер, в общем. Пока учился, уже на несколько фирм пахал, причем, не ООО, а, LTD, LLC и, естественно, не за наши фантики от «Монополии». А вот потом часть кульминационная, нестандартная. Наш знакомый отличился в плане выбора целей и средств: стал играть на бирже. Гений есть гений. – врач развел руками, – денежки к нему не потекли. Они к нему как стадо страусов побежали. А в личных бухгалтерах у него числился Арсений Бурдло. – увидев улыбку на лице Родиона, Конюков засмеялся, – как сейчас в молодежных кругах говорят? В голосину проорал с его фамилии? – Родион не стал сдерживаться и рассмеялся, – правда, не получится задействовать клише «откуда он такой взялся?». Это не секрет. Они с Жилинским оба из Орла и сидели за одной партой. Из Бурдло светила науки не получилось, но бухгалтер вышел – мечта. Так вот, он мне еще год назад позвонил, рассказал так и так, Ростик тронулся, из-за компьютера встает только ради променада на двор. Деньги скопил сумасшедшие. Говорит, если обнародовать конкретику, то в списке «Форбс» многим придется подвинуться. А сам ходит в прожженных трико. И дело, мол, не в золотом мамоне – он свою маман и ее хахаля не забывал ни на день, где-то ее старое фото откопал, размножил, тушит об него бычки, на лице то ли ненависть, то ли отвращение, то ли все сразу. А «винов» если выражаться тем же новоязом, – все ему мало. Торганет удачно – и весь от кайфа трясется, бормочет что-нибудь вроде «ну че, кто там неудачник, а? Кто там ничего не добился?», кроет матом родительницу и математика. Сам худой как наркоман, сидит на диване, себя по плечам хлопает или поглаживает и тащится, и так далее. И говорит мне Бурдло, – заберите его, мол читал про вас, нестандартный подход, на вас одних надежда. Я ему тогда не особо поверил – живет в пентхаусе с однокашником, на «дольче виту» насмотрелся, решил волшебную курочку от золотых яичек изолировать, благо, и курочка дает повод. Любой бы так на моем месте подумал. Я ему и выдал стандартное про письменное согласие пациента, а это тупик. – Конюков виновато потеребил очки в нагрудном кармане, – а через два месяца звонок посреди ночи. Бурдло на своей девятке товарища пригнал. Из Питера. Забыл сказать, пентхаус у него не в Орле, конечно. – доктор сделал небольшую паузу и покачал головой, – стонет мне в уши, мол, я когда из Ростика согласие выдавил, сразу его в охапку, и сюда, спасите друга детства, чуть на колени не встал. Третий час ночи, я накануне переработал, не евший, не спавший, и этот тут своими концертами пациентов будит. Как стерпел, не знаю сам. Разместил их, сам злой как собака остался в клинике ночевать. А наутро уже Жилинский устроил концерт, мы его вот как сейчас кольнули аккуратненько, и Бурдло придержали. Тут он мне подробно и в красках и про его припадки рассказал, и про ненависть к мамаше, и про «Кетцалькоатля».

– Про кого?

– Грустная вещь на самом деле. Он тебе про «кулю» или «кулек» что-нибудь говорил? – Родион кивнул, – так вот, наш гений написал вспомогательную программу для торговли на бирже, и назвал ее вот так. Бурдло сделал ремарочку, что он сначала хотел ее вообще «Попокатепетлем» обозвать, мол, пускай будет плевок в лицо обществу простачков. У Жилинского, кстати, самооценка ничего так. А программу эту так и не раскусили. Цимес весь в том, что он ее под себя писал. Что для него молоток, для других – инопланетная технология. В общем, подключили наших работников душевного фронта – команда молодая, да, вообще, направление для нас новое, а тут сразу такой пассаж. – врач набрал воды из кулера и молча потягивал ее.

– А чем все закончилось?

– Ну как чем… – Конюков произнес это как-то уже совсем по-свойски, – для Жилинского пока ничем. Чиним его, починяем, пока, как видишь. – врач перешел на «ты», – с переменным успехом. А вот с Бурдло – случай исключительный.

– Он, что тоже поехавший? – к «поехавшим» Родион испытывал стойкую и в последнее время только усилившуюся неприязнь.

– Для кого-то… Да какое там «для кого-то», для большинства, пожалуй, – однозначно да. Мы гения торжественно в пациенты посвятили, с Бурдло общаемся насчет оплаты, а тот мне протягивает бумажку. Не знаю как, и когда, но Жилинский выписал ему бессрочную доверенность на право пользования всеми его активами, и Бурдло ее мне отдает, говорит, пускай оригинал у вас хранится. До меня тогда как-то сразу дошло, почему он его сюда на своей самодвижущейся повозке вез аж из Питера – тут публика далекая от столиц, а по ту сторону Зазеркалья жизнь другая, там в любой клинике бы его сразу приметили, в лучшем случае бы раструбили, что мужик с катушек слетел, а в худшем – нашлись бы благодетели, отжали бы и деньги, и пентхаусы, да вообще все до прожженных трико. Про аэропорт вообще промолчу, какой бы в Пулково случился шоутайм, появись они там. А так для всех наш общий друг просто временно отошел от дел и теребит пальцем в пупке, лежа на песочке то ли на Гоа, то ли еще где. Бурдло так ни копейки из приятельских денег до сих пор и не освоил. Приезжает раз в месяц на своей моторикше, одел гиганта мысли по-человечески, сигареты его любимые привозит, безделушки всякие, а Жилинский на него либо кидается, либо смотрит как больной голубь и молчит, когда мы его кольнем для профилактики. Почему он на него бросается – загадка века в психиатрии. В общем, эти двое меня научили одной важной вещи. Что человек – это не абсолют, а скорее сообщающиеся сосуды – если в одном у краев, то в другом – на донышке. Вот Жилинского возьми – по части точных наук абсолютный гений, а в остальном – очень слабая субстанция. Бурдло – патологически честен, для бухгалтера вообще нонсенс, но в то же время патологически непрактичен. И у меня, и у вас, – главврач посерьезнел и снова перешел на «вы», – есть за душой вот такая вот конструкция. Главное – не забывать про второй сосуд, а у себя постараться непременно его нащупать. В этих стенах мысли дают богатый приплод. – главврач загадочно улыбнулся, – теперь к насущному. По моей информации ты… Мы ведь перешли на ты? – Родион кивнул, – все идет по плану, и ты выписываешься послезавтра, так?