Юлия Корнеева - Велька и Ромка против черных карликов

Меньше всего Ромке с Велькой хотелось становиться няньками. Но долг платежом красен. Что ни говори, а Леший вытащил их из болота, и посидеть с его ребенком – это самое малое, из того, что они могли для него сделать.

– Что же, ты предлагаешь оставить с родным дитем каких-то подозрительных личностей, найденных тобой в болоте? – с негодованием уточнила Ядвига, помахивая для пущей убедительности метелкой с торчащими из нее в разные стороны прутьями.

– Да они не болотные, они городские, – принялся уговаривать грозную супругу Леший. – Вот увидишь, засмеши меня енот, они справятся с нашим малышом.

И Леший принялся отчаянно подмигивать ребятам, призывая их прийти ему на помощь. Откликнувшись на эту мимическую мольбу, Ромка с Велькой в два голоса кинулись заверять Ядвигу, что никто лучше них не посидит с ребенком. А Краблик, все более уверенно шагающий по стезе вранья, даже сообщил обеспокоенной мамаше, что является дипломированным педагогом, и ему нет равных в присмотре за малышами.

Видимо, Ядвиге очень хотелось отправиться по магазинам, поскольку она достаточно быстро позволила себя уговорить. Пригрозив в случае чего сварить в кипятке проштрафившихся нянек, она ловко запрыгнула в ступу и, взмахнув метлой, взмыла в небо.

Простившись со своей грозной женой, Леший помог Вельке и Ромке вскарабкаться на высокий порог избушки на курьих ножках. Не желая лишний раз оказываться в руках голодного Лешего, Краблик без посторонней помощи лихо запрыгнул в избушку, где уже находились его друзья. За ним проскользнул обсохший на солнышке Тень.

В избушке была всего одна комната, половину которой занимала большая печь со стоящими на ней котелками и сковородками. На потолке гирляндами, чередуясь с пеленками и распашонками, висели засушенные грибы и пучки на редкость вонючих трав. На полу неопрятной кучей валялись одеяла и набитые соломой подушки. Видимо, Леший и Ядвига почивали прямо на жестких досках и не утруждали себя уборкой постелей. У окна стояла корзина с оборванными ручками, из которой доносилось обманчиво спокойное сопение любимого и единственного чада лесных жителей.

– Вот, проходите, располагайтесь. Можете чайку с баданчиком попить, – отодвигая тарелки с остатками завтрака и ставя на стол кружки сомнительной чистоты, гостеприимно предложил Леший. – Или крылышки летучей мыши поглодать.

– Денег у нас не сильно много, вот и не можем себе позволить приличного домового, чтоб за порядком-то следил, – пояснил Леший, заметив ужас, отразившийся на лице у Вельки при виде такого бедлама. – А с приходящих-то какой спрос, – пожаловался он.

– Да вы не волнуйтесь, идите по своим делам, – успокоил его Ромка. – Только возвращайтесь побыстрее, а то мы сильно торопимся.

– Ничего сложного, просто посидим немного с этим младенцем, и пойдем дальше, – неуверенно сказал Ромка, как только за Лешим захлопнулась дверь.

Но не успели его спутники ничего ответить на эти утешительные слова, как тихое сопение прекратилось, из корзинки послышалась возня, и вся комната наполнилась пронзительным детским криком.

– Что это такое? – по привычке прижав уши к щекам, прошептал Краблик.

Из стоящей на полу плетеной корзинки показалось чумазое, заплаканное лицо маленького абрадарца. Пухлыми ручками он принялся размазывать по щекам слезы и, заходясь в истерике, отчаянно задрыгал ногами.

– Сделайте же что-нибудь, – взмолился Краблик. – Сил нет терпеть этот крик.

– Велька, давай же, иди к нему, – подталкивая сестру в направлении корзинки, произнес Ромка.

– Почему это я? – возмутилась Велька, зажимая уши руками. – Сам иди.

– Ты же девочка, – укоризненно напомнил ей Ромка.

– А ты находишься с ним в одной возрастной группе, значит, вы скорее найдете общий язык, – тут же съязвила Велька. – И вообще, забыл, что ты меня сегодня простудил? Я больная, мне к ребенку нельзя. Апчхи, – неправдоподобно чихнула Велька.

Вопли младенца становились все более громкими и невыносимыми. Его маленькое личико приняло ярко-бордовый оттенок перезревшей вишни, и Ромка подумал, что если Ядвига застанет своего ребенка в таком состоянии, то нянькам точно не миновать кипящего котла.

Окинув взглядом своих соратников, Ромка понял, что на их помощь рассчитывать не приходится. Тень с видом мученика взирал на орущего малыша, скорбно прижав к груди свои тонкие длинные руки. Краблик, прикрыв глаза, забился в угол, и его уши нервически подергивались в такт диким воплям младенца. А Велька, брезгливо скривившись, стояла посреди избушки в позе истукана, всем своим видом демонстрируя полное отсутствие материнских инстинктов.

Так что Ромке ничего не оставалось делать, как самому подойти к корзинке и взять ребенка на руки. Вытащив крикуна, мальчик неловко прижал его к груди и пару раз встряхнул, надеясь, что это заставит того замолчать. Но малыш воспринял попытку его утихомирить как личное оскорбление и принялся извиваться и лягаться, норовя попасть пяткой в Ромкин глаз.

– Что же с ним делать? – воскликнул мальчик, пытаясь удержать выскальзывающего из рук младенца.

– Ты его покачай, дети это любят, – мужественно кинулся на выручку Краблик. – Его надо чем-то отвлечь.

И канюк, смешно подергивая ушами, принялся ловко скакать перед крикуном на задних лапах, изо всех сил стараясь привлечь его внимание.

В ответ на это малыш перешел на тоненький визг, от которого у всех мгновенно заложило уши. Пытаясь успокоить вопящее создание, Ромка остервенело затряс младенца, приговаривая: «Баю-баюшки, баю».

Чуть не оглохшая Велька, наконец, ожила и заметалась по комнате, осматривая все углы в поисках какой-нибудь игрушки, способной заинтересовать малыша. Но, кроме сваленной в гору немытой посуды, корешков трав и грязной рванины, девочка ничего не обнаружила. И только Тень не принимал участия в этой суете, все также меланхолично взирая на красного от натуги младенца.

– Что ты развалился? Помогай, давай! – возмущался его безучастием Краблик.

Тем временем Велька заглянула в корзинку, служившую малышу колыбелькой, надеясь отыскать там хотя бы погремушку. В колыбели чего только не было: еловые шишки, засохшие дубовые листочки и скомканные куски какой-то блестящей материи, служившие младенцу в качестве постельных принадлежностей. Любопытная Велька вытащила простыни, на которых почивал малыш, и вскрикнула от изумления. Это оказались потрепанные, не первой свежести одежды, в которые так любили облачаться Мудрецы: золотая, серебряная и синяя в звездах мантии.

– Вот это да, – переставая качать младенца, воскликнул Ромка. – Это же накидки Мудрецов.

– Как они очутились в этой убогой избушке? – недоуменно добавила Велька. – Не похоже, что они здесь давно. Иначе они бы уже превратились в грязные, засаленные тряпки. Ядвига явно не относится к поклонницам чистоты.