Анна Никода - Ведьма

— Это будете в чай добавлять, с медом. Этим — растирать грудь на ночь, а это — смешать с ложкой меда и давать по утрам. Завтра можете ненадолго окно открыть, чтобы проветрить, а то совсем задохнется…

Отдав последние наставления, я поскорее сбежала.

Я никогда не боялась темноты. Не любила — да, но не боялась. Раньше. Теперь, зная, что где-то там скрывается вурдалак и неизвестно чем занимается ведьма, идти впотьмах через деревню было более чем неуютно.

— Чего так долго, мы уже почти все помылись, — лениво попенял мне Гришка, когда я вошла в кухню. Честная компания — за исключением участкового — расселась за столом вокруг ополовиненной сковородки со сладко пахнущим салом с картошкой.

— А где? — я не стала уточнять, все и так поняли.

— Пошел за полотенцем, — откинувшись на стуле и блаженно прикрыв глаза, Ника опустила в рот очередной кусочек покрытого золотистой корочкой сала. — Боже, это восхитительно!

У наблюдавшего за ней Гришки был вид кота, который гипнотизирует жбан сметаны.

— Потолстеешь, — припугнула я, отправляясь в баню. Кто-то из этих троих подкинул дров и если помылась я еще нормально, то в парилке было градусов сто. Но я, все еще помня о неурочных купаниях, с блаженным стоном забралась на верхнюю полку и растянулась там, вдыхая раскаленный влажный воздух. За окном шел снег. Не нужно бы, конечно, после темноты мыться, но с другой стороны, когда еще нечисти кости погреть?

В мойке что-то методично поскребывалось — то ли глупая мышь, то ли банник, которого я выгнала из парилки. Лень было даже настораживать уши — настолько меня разморило. Закрыв глаза, я расслабилась, чувствуя как, наконец, уходит речной холод из костей и покалывает кончики пальцев на ногах от удовольствия.

— Прости, дорогой, скоро уйду, — пробормотала я в пустоту. Поскребывание прекратилось, затихнув буквально на пару секунд и возобновилось снова — едва слышное, но въедливое. Я попыталась его игнорировать, но мерзкий звук не давал окончательно впасть в желанное забытье. Да что там происходит в конце-то концов?

Рывком поднявшись с полки, я охнула от неожиданности — от жара голова закружилась и дверей внезапно стало несколько.

Ухватившись со второй попытки за нужную ручку, я распахнула дверь в мойку. Никого.

СКРЕБ.

Скреблось в наружные двери. В предбаннике звук был отчетливым и более мерзким, методичным, словно машинным.

Наверное, коты решили погреться — подумала я, и, зная, что у головы были кошки, которые любили дрыхнуть под крышей бани, распахнула двери:

— Да заходите уж… — окончание фразы застряло у меня в горле. На узком крылечке, невесть как уместившись массивной, но какой-то нескладной, словно изломанной фигурой, сидела тварь. Длинная, узкая морда залита замерзающей кровью, на выпирающих кривых клыках — ошметки линолеума, которым была оббита дверь, вперемежку с опилками. Абсолютно стеклянный взгляд прояснился, только когда она увидела меня, но я не дала ей возможности что-нибудь предпринять. В такие моменты над человеком во мне брали верх звериные инстинкты, а потому в мгновенно изменившемся горле заклокотало, и в следующий миг по деревне разнесся, масляно растекаясь в разные стороны, угрожающий рык.

Разумная была тварь или нет, но такие намеки понятны всем. Когда я замолчала, единственным напоминанием о ней были покачивающиеся кусты малины, через которые оно продралось, пятясь задом.

Резко захлопнув дверь, я хватанула ртом воздух, приходя в себя. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Прижавшись к двери, я прислушалась, затем на всякий случай подпела ее ручкой швабры, хотя эта гадина явно тупа как пробка — то ли не догадалась, то ли не смогла открыть дверь, которая распахивалась на себя. В мойке было маленькое окошко. Вытерев запотевшее стекло, я сощурилась, глядя в темноту, затем досадливо щелкнула выключателем — баня погрузилась во тьму.

Вроде тихо — кусты неподвижны, на тропинке никого.

Вот черт, там же в доме остальные!

Торопливо обернув полотенце вокруг груди, я досадливо выдернула швабру, распахивая дверь настежь и помчалась к дому, уже представляя себе ужасную картину — заляпанные кровью окна, мертвые, выпотрошенные тела…

Однако ничего этого не было. Когда я залетела в дом, все по-прежнему сидели на кухне, потягивали чай и резались в карты. Оглушительно орал телевизор, объясняя, почему никто не слышал моего рыка. При виде меня, исходящей паром, замотанной в одно полотенце со стоящими дыбом волосами, они замерли с вытаращенными глазами.

Карты веером выпали у Гришки из рук, нарушив оцепенение.

— Что случилось? — Ника оклемалась первой, но я, не отвечая, метнулась к дверям, запирая их. Хорошо хоть Гришка догадался с вечера захлопнуть ставни. Сестрица, а за ней и остальные, помчалась следом, сгрудившись в коридоре, как стая перепуганных птиц.

— Что вы делаете, Алиса Архиповна? — спокойный, вкрадчивый голос участкового немного привел меня в чувство. Обведя их ошалелым взглядом и пересчитав по головам («Слава богу, все на месте!») я, наконец выдохнула и прислонилась к дверям, прикрывая глаза от облегчения.

— Эта гадина была здесь.

Как оказалось, никто ничего не видел и не слышал — к дому она, очевидно, не полезла, не то напугавшись количества, не то изначально была нацелена только на меня. Ника, услышав мой рассказ, тут же влезла в валенки и полезла смотреть и вынюхивать. Участковый отправился следом, с пистолетом в руке. Досадливо проводив его глазами, я сделала большой глоток из кружки — ничего лишнего, только иван-чай и мед. Меня все еще колотило от пережитого потрясения и последовавшего за ним ужаса.

— Но почему она сбежала? — Гришка притащил свою рубашку и набросил мне на плечи — возвращаться обратно в баню очень не хотелось.

— Не знаю, — процокала я зубами по краю кружки. — Я от испуга на нее рявкнула, и она сбежала. Такие твари вообще не отличаются сообразительностью, но эта совсем тупая… Она словно знала, что я там, но шла по прямой, как наведенная на цель ракета, толкалась зубами в дверь, не понимая, что ее можно открыть, словно… загипнотизированная.

Я потрясенно замолкла, переваривая свалившееся откровение. Так вот значит как выглядят вурдалаки? Абсолютно послушные, но тупые чудовища, бездушные тела, которые заставляет двигаться чужая воля…

На секунду мне даже стало жаль ее. Или его — если это все, что осталось от Антона…

Через несколько минут ввалились участковый и Ника. Сестрица выглядела вроде бы нормально, так что, скорее всего, ничего не нашла.

Почти — в руках у нее была зажата измазанная в крови щепка.

— Сейчас мы его быстро найдем, голубчика! — триумфально сказала сестрица. — Кровь свежая, как раз подойдет…