Елена Свительская - Песня моей души [СИ]

— Кто ты?

Испуганно задрожал. Мало мне прошлых видений, так ещё и мой бред начал со мной разговаривать! Нельзя столько мокнуть под дождём, даже если это смывает память о ночном кошмаре, а так же отвлекает от печальных воспоминаний!

— Что с тобой? — участливо спросил отец.

Он выглядел таким… живым… И я так давно не видел родное лицо! В горле моём застрял комок. Сглотнув, тихо ответил ему:

— Ты знаешь.

— Я не знаю, — ответил мужчина грустно.

— Ты… — мой голос задрожал, — Ты меня не помнишь?

— А кто ты? — его глаза недоумённо раскрылись.

Было в них что-то не то, что-то другое… Кан, это же бред! Обычный бред! Естественно, он странный! И не следует тебе с ним разговаривать.

Развернулся к нему спиной и торопливо пошёл прочь. Отец пытался мне что-то сказать, но я не слушал. Он рванулся за мной, споткнулся на грязи и упал. Я помчался вперёд, судорожно сжимая ручку сумки, выставив перед собой руку с магическим пламенем.

Прошлое не вернётся, никогда не вернётся…

Тяжело и медленно уползла от меня ночь… Рано утром, усталый и измученный, выбрался на широкую мощёную дорогу. И вскоре она привела меня к городу. Голова была как в тумане. И есть уже совершенно не хотелось: ещё один признак надвигающейся болезни.

Брёл по городу и мне мерещились лёгкие шлепки по мокрой мостовой, следовавшие за мной на некотором отдалении. Когда оборачивался, то улицы оказывались пустынными или рано проснувшиеся горожане шли не там, откуда доносились подозрительные звуки. Да и стоило мне остановится, как шлепки за мной пропадали…

Обессилев от голода, видений и жара внутри меня, прислонился к дереву, росшему возле низкого старого одноэтажного дома. Устало прикрыл глаза. Шлепки по мокрой дороге тихо крались ко мне. Ближе, ещё ближе… Вот между ними и мной расстояние в два-три шага. Слегка приоткрыл глаза, взглянув вниз. В луже около моих ног отразился мой отец, встревожено смотрящий на меня. Я распахнул глаза: на том месте никого не было. Заорав, побежал прочь, подальше от этого ужасного виденья.

На какой-то улице, выскочив из-за поворота, натолкнулся на светловолосого парня в одежде Белого края. Человек ограничился недовольным взглядом. Я не извинился и гордо прошёл мимо. Отойдя на приличное расстояние, услышал, как тот сказал своему спутнику, невысокому курносому парню с короткими всклокоченными волосами:

— Судя по запаху, он — не пьян. Наверное, болен или у него что-то стряслось.

— Просто придурок, — язвительно отозвался темноволосый.

Внезапно свалившаяся на меня простуда, а так же болезненный удар от прошлого плохо повлияли на моё самообладание. К тому же, после того кошмара мне страстно хотелось кого-нибудь ударить или что-нибудь разбить. Но когда я возник перед нахалом и попробовал дать ему по зубам, тот спокойно увернулся и наподдал мне ногой по колену.

— Вадим, ты опять?! — взвыл светловолосый.

— А чё я? Это они все на меня кидаются!!! — возмутился его спутник.

А потом мне стало всё равно: в сознании пылало только одно желание, побить этого мерзавца, хоть кого-то избить, чтоб сорвать мои отчаяние, боль и злость. А тот с удовольствием ввязался в драку со мной. К моей досаде, он оказался не только магом, но ещё и умел драться, к его — я оказался достаточно ловок, так, что в итоге больше я его потрепал, чем он — меня. Его спутник мрачно дожидался в сторонке, не вмешиваясь. Когда мы с моим противником отступили друг от друга, тяжело дыша, то светловолосый едва не вырвал у драчуна клок волос, появившись неожиданно у того за спиной. Тоже маг.

— Вадим, ты когда-нибудь повзрослеешь? — мрачно спросил светловолосый.

— Зачем? — возмутился его приятель, потирая ушибленный бок, — Чтоб тоска заела?!

Я подобрал брошенную сумку и побрёл по улице. Долго или мало слонялся по городу, не понял: ощущение времени пропало, а отяжелевшую голову было трудно поднять к небу.

Кто-то попробовал сунуть руку мне в сумку — и рухнул от моего пинка. Голова у меня начала раскалываться, ноги — слабеть. Вор вскочил, в его руке блеснуло лезвие. Из-за проклятой простуды и долгой драки моя ловкость заметно поубавилась, потому пропустил один из его ударов. Отбросил его от себя, переместился на короткое расстояние. Хотел перевязать рану, но всё вокруг поплыло…

Очнулся уже на мостовой, возле ограды чьего-то дома. И опять увидел лицо того, кто уже давно находился за Гранью. Мгновение мы смотрели друг другу в глаза, потом он резко отскочил от меня. Хлопнула дверь ближайшего дома. Другие ноги зашлёпали по дороге. Молодые. Всё вокруг размазалось…

Моросил мелкий дождь. Иногда ветер заносил капли в открытое окно и бросал мне в лицо. Мрачное и серое утро. Запах мокрой земли. Усыпанные каплями листья пышного давно отцветшего куста сирени за окном. Свежесть, кружащаяся в воздухе, и тонкий запах мяты, поднимающийся из кружки с отваром.

Редко выпадет такое утро. Редко так подробно вспоминаются прожитые годы. Редко так пусто и безрадостно на сердце. Я делал всё для исполнения своей заветной мечты, предвкушал, как буду ликовать, когда она исполнится. Многому научился и много преодолел. Но сегодня моя мечта, как и моя жизнь, вдруг показалась мне тусклой и ненужной. Я не должен забывать о том, как король обошелся с родителями и со мной. Я не имею права сдаваться. Должен прогнать эти подлые мысли и эту жалкую слабость. Обязан ценить все сделанные мной усилия и постоянно совершенствовать свои навыки борьбы. Увы, подлая слабость не уходит. Сам себе теперь кажусь глупым и никчёмным. Потому что моя мечта была о мести.

Да мало ли кто не живёт ради мести? Мало ли кому не греет душу ядовитая ненависть? Особенно, здесь и в соседних странах. Почему же я сам себе вдруг стал ненавистен? Почему одиночество с заветным покоем лечившее и мою боль, и мои раны перестало мне помогать? Даже противное желание хоть с кем-то поделиться, хоть с кем-то о чём-то поговорить — и то лечило одиночество. В одиночестве я размышлял, учился, тренировался, чего-то постигал. Я не один десяток лет так как-то жил. Я много где был, я сменил десятки, а то и сотни временных жилищ, но… но отсюда мне почему-то не хотелось уходить. Совсем. Почему так баламутит душу желание просто посидеть и поговорить, хоть с кем? Почему две столь привычные для меня вещи, как молчание и одиночество, стали внезапно настолько невыносимы для меня?

Она зашла на кухню тихо, не произнося ни слова. Зачерпнула кружкой холодной воды из наполовину пустого ведра. Села у окна, с другой стороны стола, будто не замечая меня, и устремила взор на мелкие капли дождя.

За те недели, которые прошли от нашей первой встречи до второй, девушка изменилась к лучшему. Уже не измученная, не худая, чуть округлившаяся. Впрочем, она ещё тогда была довольно-таки красивой. Хотя её красота нисколько не волновала меня: я был одержим своей мечтой.