Елена Свительская - Песня моей души [СИ]

Тут я услышала, как рыдает Цветана — и словно острые когти впились в мою душу. Цветана… Милая моя Цветана… Ты назвала меня своей подругой, ты поверила мне, но что я сделала для тебя? А вдруг они узнают, что мы не местные?! А вдруг этот слабый мальчишка проболтается?! Он вроде был искренним, говорил искренне, но слова… Слова — это только слова! Слова — это не дело. Слова — это только полдела и какой от этого всего прок?!

Девочка старалась плакать тихо. Ведь она тоже ему поверила и… может даже, она его полюбила. Я когда-то завидовала богатым торговцам и девушкам из знатных семей, когда они проплывали мимо меня, шурша нарядными платьями и сверкая драгоценностями в украшениях. Я думала, мне не повезло родиться в обычной семье, сиротой, но… эта девочка… родственница короля… и что она с этого получила?! Аристократка. Графиня. И не дом у неё, а какое-то змеиное гнездо! Зачем я завидовала им?! Бед хватает у всех. Беды не делят людей на богатых и бедных, на старых и на молодых, на умных и глупых. И вроде кажется, что у других всё хорошо. Пока не узнаешь, что скрыто там, за фасадом. Но меня хотя бы Роман принял. Ромка… Мой упрямый и такой заботливый братишка! А у бедной Цветаны её, малышку, и её родителей кто-то из родственников старался со свету сжить.

Я придвинулась к моей юной подруге, притянула её к себе и крепко обняла. Она зарыдала ещё громче, горше.

Мысли быстро полетели в другом направлении.

Если так подумать… Даже если б я сказала что-то, к чему короли трёх стран прислушались бы. Даже если бы они заключили перемирие, ну, хотя бы попытались… Хотя бы ненадолго попытались… То всё равно эта ненависть чернореченцев, новодальцев и светопольцев никуда бы не делась только от подписей и печатей на каких-то листах бумаги! Эта ненависть копилась десятилетиями. Эта ненависть вобрала в себя море крови. Ненависть никуда просто так не исчезает. Вот и Кан с ней справиться не сумел. Да и он не хотел даже попытаться понять и простить.

Впрочем, злиться на весь свет и уж тем более на самых дорогих — самое худшее, что в моём положении можно сделать. Надо придумать, как зажечь в людях любовь и уважение, как примирить их друг с другом… Ха, ну, и дура же ты, Алина! Ты в тюрьме сейчас из-за своей глупой мечты, чтобы помочь людям! Наверное, так тебя и казнят… так… Казнят за твои добрые мечты и желание кому-то помочь!

— Как думаешь, Станислав далеко ушёл? Его вроде бы не должны были ловить, — прервала мои размышленья Цветана.

— Не знаю. Нам не стоит на него надеяться.

— И у него наши деньги. Вряд ли устоит перед таким искушением.

Бедная девочка! Ты так рано столкнулась с жестокостью, жадностью и предательством. Нет, не столкнулась. Ты среди них родилась.

— Будь я графиней в Черноречье, нам бы никто не мешал, — вдруг вздохнула она.

— Они бы искали для него принцессу. Или бы твой принц отправился на битву и не вернулся.

— Верно, — девочка опустила плечи, — Он не умеет драться.

Мы долго сидели, тесно прижавшись друг к другу. Так было теплее… и хоть немного спокойнее, так как кто-то близкий сидел рядом. И так было больнее, потому что вдобавок было страшно не только за самих себя, но и друг за друга.

Потом, не выдержав, я кинулась к двери.

Билась об неё, из-за отчаяния почти не чувствуя боли, до тех пор, пока силы окончательно не покинули меня.

Я знала, что я не смогу выбить эти плотно сцепленные доски. Я была не настолько сумасшедшей, чтобы этого не понимать. Но я была достаточно глупой, потому что сюда попала. Дура! Дура ты, Алина! И ладно бы ты сдохла одна! Так почему же ты притащила за собой её?! Эту девочку? Эту несчастную девочку…

— Алина, перестань! — взмолилась моя бедная подруга, — ты не сможешь вышибить эту дверь. А у меня сердце кровью обливается, когда я слышу, как ты бьёшься о неё, когда я думаю, как тебе больно от этого. Перестань, прошу!

Подошла к ней, упала перед ней на колени.

— Прости, милая! Прости, что я не сумела тебя спасти! Прости, что я втянула тебя во всё это!

Девочка подалась ко мне, крепко обняла меня, прижалась своей щекой — тоже мокрой — к моей щеке:

— Не говори так! Не рви своё сердце в клочки! Я сама за тобой пошла. Сама за тобой пошла в Черноречье. Сама, понимаешь?

Я шмыгнула носом.

— А там бы меня мой дядя убил, — добавила подруга глухо, — Он злой. Он никого не щадит из своих врагов. И что я его родственница, он бы не посмотрел.

Она нежно погладила меня по щеке:

— Я бы всё равно Грань перешла. От болезни ли, от его руки ли или из-за проклятого наследника Черноречья. Рано ли, поздно ли… — она вдруг притянула мою голову к себе, в затылок поцеловала, — Но там бы, на родине, я бы погибла одна. А тут… ту со мною была ты. И, знаешь, я ни о чём не жалею. Вообще ни о чём. Потому что эти недели вместе с тобой — это было прекрасное время в моей жизни. Раве что время с моей няней может сравниться с ним… когда я ещё была мала… моя няня… моя любимая няня так рано ушла за Грань… Она была солнцем для меня. Радугой моею была. А ты и твои улыбки — мои луна и звёзды. Вы светила, что осветили мою жизнь. И я ни о чём, вообще ни о чём не жалею. То, что я пошла за тобой — было лучшим решением в моей жизни. Правда, Алина! Поверь мне!

Плача уткнулась лицом в её волосы. Цветана стала гладить меня по голове и тихо запела колыбельную, видимо ту, что ей когда-то пела няня, когда она горько плакала:

Она пела красиво. Милый чистый красивый голос. И я затихла в кольце её тёплых рук. Она ещё долго продолжала гладить меня по голове и по щекам, иногда осторожно целуя в затылок.

В коридоре послышались шаги. Цветана вскочила, прижалась ко мне. Она сильно дрожала, а её ладошки были очень холодные.