Ханна Хаимович - К нам едет инквизитор

— Вот. Теперь про души. Что будет, если пробудить душу города? У нас хороший город, вы сами сказали, что он вам нравится! — получилось по-детски, но Кристина не обращала внимания. Она не могла поверить, что сейчас получит хоть какие-то ответы, которые прольют свет на все это темное дело, становящееся все более мутным с каждым часом. — Почему это плохо?

— Сами не знаем, — буднично признался Лещинский. — Я имею в виду — не знаем, почему случается то, что случается. А что происходило в городах…

Он выпрямился, положив руки на стол. Коснулся своей чашки, в которой дымился угольно-черный кофе.

— Когда просыпается дух города, люди как с цепи срываются. Моментально подскакивает уровень преступности. По улицам опасно ходить. На каждом шагу могут ограбить, избить… что угодно. Бьют окна, жгут машины, издеваются над животными. В квартирах — семейные склоки и драки, в магазинах — грабежи и нападения на кассиров. С пробуждением души города просыпается все самое темное, что может быть в людях. Почему так происходит, мы не знаем. Вы правы, у хорошего города должна быть светлая душа.

— Так может, сектанты пробуждали не душу, а что-то другое? — усомнилась Кристина.

— Что, например? — Лещинский слегка усмехнулся.

— Не знаю. Я не так давно стала главой ковена. За все это время усвоила одну вещь: магия непознаваема до конца. Всегда найдется что-то, о чем мы понятия не имеем…

Кристина обхватила свою чашку ладонями. Было одновременно холодно и жарко. Горячие стенки обожгли кожу, и она отдернула пальцы. Схватила ложечку, начала ковырять кусочки персиков в желе на поверхности пирожного.

— Согласен, — Лещинский в задумчивости потер подбородок. — И все же по всем признакам это была душа города. Дело в том, что я застал спиритические эксперименты Дэвида Юма…

— Юма?! — не выдержала Кристина. Известный медиум числился в какой-то из зарубежных лож в девятнадцатом веке, она точно знала. Его в числе прочих приводили в пример, рассказывая ведьмам, как в открытую пользоваться магией и в то же время заставить людей поверить, что все это лишь ловкость рук. Юма приглашали даже к русскому царю — провести спиритический ритуал. Мать-магия! Еще сильнее захотелось спросить, сколько Лещинскому лет.

— Я тогда был совсем молод, — хмыкнул он, точно прочитав ее мысли. — Так вот, Юма знали не только любители пощекотать нервы общением с покойными. Он был первым, кто пробудил душу города при помощи ритуала. Ритуал он тоже придумал сам. В то время маги экспериментировали смелее, чем сейчас. Юм проводил ритуал, а мы смотрели — целая толпа любопытных… Он пробудил душу Сан-Франциско. Это был относительно молодой город в то время. И в нем уже зародилось магическое сердце, но еще спало. Никто не мог черпать из него силу, оно никого не наделяло способностями. И когда пробуждается душа города — это видно. В небе светится магический узор, потом над городом ненадолго зависает туманная сущность. Она похожа на животное, но на несуществующее животное, знаете, их любят придумывать для фильмов об инопланетянах, — хмыкнул инквизитор. — Сначала эта сущность похожа на обычные облака, но в течение недели конденсируется, сгущается, приобретает форму… и приходит в движение.

— И убегает? — полушепотом спросила Кристина. Ей ясно представился небывалый зверь в небе над городскими огнями. Зверь отчего-то светился зеленым. А потом он махнул пушистым хвостом и на мягких лапах помчался к горизонту.

— Первая душа, которую пробудил Юм, скрылась на улицах города. А все остальные просто пропадают. Скорее всего, их захватывают сектанты.

К образу зверя добавилась клетка с толстыми прутьями, ошейник и короткая цепь.

— И поэтому все эти беспорядки в городах длятся не больше недели? Вы говорили, — сказала Кристина. — За неделю душа конденсируется, и ее ловят?

— Именно. Только после эксперимента Юма не было никаких беспорядков. Точнее… время тогда вообще было неспокойное, но ничего особо не изменилось.

— Так может, вы потому и не заметили, что время было неспокойное?

Лещинский пожал плечами.

— Сейчас можно думать что угодно. Я такого не помню. Ну а современные души… Те инквизиторы, которые ловили преступницу до меня, пытались перехватить над ними контроль. У них не получилось. В распоряжении сектантов какие-то сильные чары или другое оружие, о сути которого мы можем только догадываться. Они могут многое, на что не способна даже инквизиция.

Его губы сжались в тонкую полоску, пальцы стиснулись в кулак до побелевших костяшек. Кристина его понимала. Беспомощность — само по себе плохо, а уж беспомощность перед преступником… И в то же время ей стало страшно. По спине побежал холодок, растекся по кончикам пальцев, заставляя их неприятно неметь. Сильные чары… Неизвестное оружие… Неизвестное, но очень могущественное. Способное подчинять души городов, а может быть, и делать их злыми. Способное вербовать всех без исключения противников, кроме инквизиторов…

Но об этом известно было лишь со слов самих инквизиторов.

— А вы сами пытались перехватить контроль над душами городов? — спросила Кристина.

— Когда на розыски бросили меня, — без улыбки ответил Лещинский, — сектанты больше не пробудили ни одной души. Они прибывали в новые города, но скоро были вынуждены уйти. Бежали все дальше, пока не оказались здесь. Так что стратегия, которую я собираюсь использовать, дает эффект.

Кристина закусила губу, переваривая услышанное. Щеки пылали. Они всегда пылали от избытка впечатлений. Значит, пробужденные души… беспорядки и поток злобы в мирных и добрых прежде городах… и неизвестные мощные чары… И другие инквизиторы. Значит, Лещинский не так давно разыскивает эту Марианну Бойко. А Кристина в музее обвиняла его… Она нервно схватилась за чашку и отхлебнула кофе. Теперь все казалось понятным. Но загадка, тот самый шлейф прошлого, никуда не исчезла. Лишь затаилась, прячась за ясными картинами, в которые теперь складывались события.

Почему Лещинского не бросили на розыски раньше, а ждали, пока преступница пробудит еще несколько городов? И почему бросили именно его? К тому же в компании злорадно хмыкающего Семена Никитича, который явно знал что-то неприятное…

Но обо всем этом Лещинский не сказал ни слова. Ловко обошел молчанием и это, и свою загадочную мигрень, разыгравшуюся, когда он рассказывал о преступнице. И то, что его связывало с преступницей. Кристина почти не сомневалась — что-то точно связывало. Но не спрашивать же в лоб…

— Вы притихли, — спокойно заметил Лещинский, тоже берясь за свой кофе. Кристина нервно воткнула ложечку в пирожное.

— Да так. Думаю. Зря вы пьете на ночь такой крепкий, — она говорила первое, что взбредет в голову, как всегда, когда пребывала в растрепанных чувствах.