Фаниль Галеев - О чем молчали звезды [litres]

– Выключи, пожалуйста, телевизор, Галя. Я очень устал, – тихо и вымученно проговорил Альтакс, проведя ладонью по побледневшему лицу.

Галя тут же исполнила его просьбу. Они долгое время сидели молча, углубившись каждый в свои мысли. Альтакс чувствовал, что в душе Галины произошли какие-то перемены. На её лице, в глазах появились признаки раздумья и озабоченности. Он понимал, что надо как-то разрядить обстановку, развеять её сомнения и тревогу. Ведь при всей её твёрдости, смелости и боевой закалке она оставалась обыкновенной женщиной, со всеми присущими ей большими и маленькими слабостями.

Придвинувшись ближе к Галине, сидевшей со сложенными на коленях руками, он положил на её руки свои и заговорил доверительно, сокровенно:

– Теперь ты знаешь всё, Галя. Я не совершил никакого преступления, чист и перед людьми, и перед законом. Ты мне очень помогла, у тебя мне было тепло и уютно, но извини, меня ждёт дальняя дорога, и если бы ты смогла отвезти меня подальше от города и оставить где-нибудь…

– Не торопись, Альтакс. Сейчас мы всё уладим, – не дала договорить ему Галина. Посмотрев на него с грустной и усталой улыбкой, она взяла мобильный телефон и не спеша набрала номер. Ей сразу же ответили.

– Миша, здравствуй! Это Галя. – На её пухлых, сочных губах засветилась приветливая улыбка. – Ты, кажется, говорил, что на днях собираешься ехать в Екатеринбург… Завтра? Ой, как здорово! Слушай меня внимательно. У меня здесь гостит один человек. Да, да, хороший, очень хороший. Так случилось, что он заболел в пути и вынужден был остановиться здесь. Ты ведь поедешь через Казань? Отлично! Его как раз надо довезти до Казани и там оставить… Так ты заедешь? Тогда мы ждём тебя. Пока.

Галина отложила телефон.

– Ну вот видишь, всё в порядке. Ты можешь спокойно спать до утра.

– А этот Миша… Кто он такой? – осторожно осведомился Альтакс.

– Это мой двоюродный брат. Живёт в Москве.

Не беспокойся, это отличный человек. Жизнь знает не по учебникам. Бывший моряк, полсвета обошёл.

А сейчас уже пятый год работает водителем-дальнобойщиком. У него там, в машине, такой комфорт: и кухня есть, и душ, и спальня. Так что поедешь со всеми удобствами, как турецкий султан. И патрули дорожные его все знают, понапрасну не останавливают и не беспокоят. Завтра в шесть утра он будет здесь, и, если всё будет хорошо, ночью или в крайнем случае послезавтра утром ты будешь в Казани.

– Не знаю, как благодарить тебя, Галя. Ты – моё спасение, и я вечный твой должник, – посмотрел на неё озарённым взором Альтакс.

Чуть улыбаясь, она отвела взгляд.

– Ладно, помянешь меня добрым словом, когда вернёшься на свою…

Не договорив, она как-то внезапно приумолкла и поднялась с дивана.

– Пойду, постелю тебе, а ты посиди здесь.

Альтакс взял её за руку.

– Нет, погоди. Скажи-ка, кто это там у тебя так сладко поёт? – указал он улыбающимися глазами на соседнюю комнату.

– Канарейка. Хочешь посмотреть?

– С удовольствием.

Комната, куда они вошли, напоминала маленький лесной уголок. Выстроившиеся в ряд и упирающиеся верхушками в потолок белые стволы берёз со свисающими книзу ветками, под ними – серовато-зелёный мох с выглядывающими кое-где шляпками грибов, а в углу, среди камней и валунов, – маленький родничок с тихо журчащей, прозрачной водицей.

На одной из берёз в прикреплённой к ней деревянной клетке, то поднимая головку и весело щебеча, то поглаживая клювом свои жёлтые пёрышки, сидела та самая, напоминавшая время от времени о своём существовании певунья.

При появлении людей она заметалась по клетке, видимо, требуя к себе внимания, а может быть, и подношения.

Галина, приоткрыв клетку, налила ей водички, подсыпала корма.

– Её зовут Маша, – сказала она, глядя на птичку влюблёнными глазами. – Она у меня большая умница и, кажется, понимает человеческий язык. Вот посмотри.

Она придвинулась к клетке и спросила тихо и вкрадчиво:

– Машенька, ты любишь меня?

Канарейка закивала головкой, весело чирикнула в ответ.

Галина и Альтакс рассмеялись.

– Да, забавная пташка, – задумался Альтакс. – Не знаю почему, но внучка наказала привезти ей в подарок именно какую-нибудь красивую птичку. Кстати, где её можно купить?

– В любом зоомагазине, – сказала Галина, а потом о чём-то подумала и с улыбкой добавила:

– Ладно, прилетит к тебе утром красивая птичка… А пока пойду, приготовлю постель, ты, если хочешь, можешь посидеть здесь и поговорить с Машенькой.

Когда она ушла, Альтакс присел на стул рядом с клеткой и, обратив нежный и задумчивый взгляд на птицу, тихо, вполголоса заговорил:

– О чём же будет наша беседа, Машенька? Боюсь, невесёлый получится у нас разговор. Мы оба с тобой пленники, с той лишь разницей, что ты сидишь в клетке, а я на воле, но воля эта ничем не лучше клетки. Скажешь, почему? Да потому что я чужой здесь, в этом мире, и каждое неосторожно сказанное слово, каждый поспешный шаг могут привести меня к печальному концу. Вот и получается, что мы с тобой два товарища по несчастью, угодившие в разные, но очень схожие клетки. И долго ли ещё продлится наше несчастье, известно лишь ему, Аллаху Всевышнему. Одно радует, у тебя добрая и милая хозяйка. Она никогда не даст тебя в обиду. Она и меня не дала в обиду, вызволила из большой беды…

– Я вижу, вы тут совсем разговорились! – неожиданно вошла в комнату Галина. – Давайте заканчивайте взаимные признания и ложитесь спать, а у меня есть ещё кое-какие дела…

Как только Альтакс ощутил под собой мягкую, тёплую постель, тут же забылся глубоким сном. Но посреди ночи он проснулся от сильной ноющей боли в руке. Кровь в ней словно взбухала и пульсировала, ища себе выход. К этому неприятному ощущению примешивались боль в суставах и жар во всём теле.

Уснуть ему больше не удалось.

Едва в окно пробился первый луч солнца, Альтакс с трудом, опираясь на здоровую руку, поднялся с постели, долго сидел неподвижно с закрытыми глазами, стараясь подавить усиливающуюся боль и депрессию. Лишь после этого встал и окинул воспалёнными глазами комнату.

Первое, на чём остановился его взгляд, была висевшая на стене картина. Неизвестный художник изобразил на ней покрывающий холмы сосновый лес, посредине прорезаемый ровной, уходящей вдаль дорогой. Альтакс воспринял картину как пророчество пути, в который ему предстояло отправиться. И это как-то взбодрило его.

Настроение его ещё больше поднялось, когда он увидел на вешалке в углу свой почищенный и отглаженный костюм, постиранные и аккуратно выглаженные рубашку и галстук.

Накинув на себя приготовленный Галиной халат, Альтакс умылся, привёл себя в порядок и, одевшись во всё чистое, направился медленной, скованной походкой в сторону кухни, откуда уже слышался голос что-то напевающей себе под нос хозяйки.