Павел Корнев - Рутинёр [СИ]

Слова хозяина кабинета так и сквозили злой иронией, и я постарался обернуть его раздражение в свою пользу.

– Учитывая настроения черни, его светлость просто не мог поступить иначе. Но архиепископ… ему это зачем?

– Кто знает? – пожал плечами Гуго Ранит. – Желает угодить венценосному племяннику или хочет взять под свою руку епархии на всех землях империи, – для нас это не имеет никакого значения. Важно лишь требование канцелярии Верховного трибунала о передаче им запроса о вашей экстрадиции в Сваами. Канцлер поручил разобраться с ним в кратчайшие сроки. Что скажете на этот счёт, магистр?

– Это всё так неожиданно… – только и выдавил я из себя.

– Слышал, вы следуете проездом через Риер? – спросил вдруг вице-канцлер и спросил точно неспроста.

Я кивнул.

– О, Риер! – вздохнул хозяин кабинета. – Да будет вам известно, магистр, в Риере нашим коллегам удалось добиться самых решительных успехов в борьбе с язычниками! Полностью уничтожена секта солнцепоклонников! Полностью! Отличившихся магистров немедленно зачислили в штат Верховного трибунала и в срочном порядке отправили в Острих. Поразительный карьерный рост!

Я лишь хмыкнул и никак услышанное комментировать не стал, просто не знал, что сказать. Впрочем, собеседник на мою догадливость не уповал изначально, он дружелюбно и от этого ничуть не менее устрашающе улыбнулся и продолжил.

– Выявление солнцепоклонников теперь прерогатива дознавателей трибунала, и всё же успех в Риере изрядно поднял боевой дух наших коллег. Вы в курсе той истории?

– Даже принимал участие в следственных действиях, – не стал скрывать я. – Но не буду умалять заслуг магистра Прантла, он справился бы и без моих советов.

– Очень интересно! – Вице-канцлер открыл один из ящиков стола и вытащил из него стопку листов, не слишком толстую на вид. – Коллеги из трибунала оставили себе все материалы дела, но при этом сочли возможным поделиться копией отчёта магистра Прантла. Мне он показался достаточно… поверхностным. Всё же традиции и стандарты Вселенской комиссии требуют более обстоятельного подхода к делу. Возможно, вы сможете заполнить досадные лакуны?

Гуго Ранит плёл кружево словес весьма изящно, будто и не прозывался Молотом, и я не сразу сообразил, чего он хочет, потом кивнул и протянул руку.

– Вы позволите?

Вице-канцлер передал мне стопку листов, а сам дёрнул за свисавший с потолка шнурок. Когда приоткрылась дверь, он коротко приказал секретарю:

– Чай! – Но сразу посмотрел на меня. – Быть может, предпочтёте вино или кофе, магистр?

– Чай, с вашего позволения, – ответил я и принялся вчитываться в не слишком ровный почерк писаря, которому была поручена подготовка копии отчёта.

Некоторые слова получалось разобрать раза с третьего, некоторые угадывались только по общему контексту, хватало и клякс, и невольно возникло подозрение, что столь явная небрежность переписчика отнюдь не случайна. Просто в канцелярии Верховного трибунала таким нехитрым образом дали понять, что, несмотря на локальный успех в Риере, поиск солнцепоклонников находится в их и только их компетенции.

Вновь появился секретарь, выставил на стол чайничек, вазочку с печеньем и чашку, после обеспечил точно таким же набором хозяина кабинета. На миг почудилось, будто тонкий, едва ли не полупрозрачный фарфор просто лопнет под нажимом толстых пальцев вице-канцлера, но, разумеется, этого не произошло.

А чай оказался диво как хорош. Очень мягкий и почти лишённый терпкости, с явными нотками чернослива в послевкусии, что было характерно для плантаций южных регионов Медланских гор. Не идеальный выбор, как по мне, но достаточно близко к нему.

Впрочем, на чай я не отвлекался, всё моё внимание занимал отчёт. Нет – ничего необычного в нём не оказалось, но вице-канцлер Ранит отнюдь неспроста проявил заинтересованность в том, что в бумагах отсутствовало. И я никак не мог для себя решить, касательно каких моментов стоит просвещать собеседника, а о чём следует умолчать. Излишняя откровенность могла выйти боком, но не стоило забывать и о том, что именно Молот будет председательствовать при рассмотрении моего дела.

Ангелы небесные! Да вице-канцлер может просто удовлетворить ходатайство канцелярии Верховного трибуна и тогда меня либо в кратчайшие сроки вышлют в Сваами, либо запрут в каменный мешок и выбросят ключ! Я знал это наверняка, очень уж красноречивыми оказались лакуны в предоставленной Вселенской комиссии копии отчёта.

Обо мне там не упоминалось, но я и не принимал официального участия в расследовании, а посему Морицу Прантлу не было никакого резона делиться славой с помогавшим советами коллегой. Только вот точно так же не фигурировала в бумагах и ложа Скарабея вкупе со своим магистром Фальбертом Бинштайнером, и даже о некоем Полди Харте, школяре, не говорилось ни слова. Просто солнцепоклонники, просто секта, просто учащиеся Риертского университета. Отступники из числа учёного сословия.

Гуго Ранит отставил чашку на блюдечко, с интересом посмотрел на меня.

– Что скажете, магистр?

Я с сомнением огладил бороду, поколебался немного и спросил:

– Могу поинтересоваться судьбой арестованных в Риере школяров?

– Можете, разумеется! Отчего же нет? – улыбнулся вице-канцлер. – Трибунал вынес им заочный приговор, сразу по прибытию в столицу, их увезли на площадь Слёз и после должных экзекуций, первой из которых было вырывание языков, предали сожжению.

Слова собеседника добавили ещё один кирпич в и без того достаточно высокую стену моих подозрений; я сделал глоток чай и зажмурился, затем посмотрел в глаза Молота и сказал:

– Не в моём положении выставлять какие-либо условия, но мне бы чрезвычайно не хотелось попасть под юрисдикцию Верховного трибунала.

Вице-канцлер кивнул и заявил в ответ не менее прямо:

– Я отнюдь не горю желанием создавать подобного рода прецедент. Уж поверьте, магистр, в этом отношении я целиком и полностью на вашей стороне. Только понадобятся весомые аргументы, чтобы донести эту точку зрения до его светлости.

Поверить на слово? Председателю дисциплинарного совета? Святые небеса! А ведь придётся! Ничего иного мне попросту не оставалось, разве что самому влезть в петлю и оттолкнуть ногами стул. Я поёжился, будто перед прыжком в ледяную воду, и спросил:

– Вам доводилось слышать о некоей ложе Скарабея?

Гуго Ранит не стал торопиться с ответом и надолго задумался, будто припоминал некие детали и складывал одни кусочки мозаики с другими.

– Группа молодых аристократов с нарочито эпатажным названием и скандальными закрытыми приёмами. Скорее подражание университетским содружествам и землячествам, нежели действительно тайное общество, – произнёс он некоторое время спустя. – Но при этом человеку со стороны в ложу не попасть, не помогут никакие деньги. Сам кронпринц вхож туда. Пропуск – родословная или вассальная присяга.