Венедикт Ли - Nовое Vремя [СИ]

Ксена решительно стаскивает тебя с дивана. Похожего, скорее, на длинный сундук с мягкой обивкой на крышке. Пока ты, потирая плечо, злобно шипишь всякие народные слова, Ксена открывает волшебный сундучок. Он начинает раскладываться в сложную, затейливую конструкцию. В ней угадывается новомодная, самая современная конструкция Правдоискателя. Далеко шагнула наука и техника со времен первопроходцев. Вернее – первопроходца. Еще точнее – первопроходимки. Так следует величать бывшее Твое высочество.

– Раздевайтесь, ложитесь навзничь. Я вас зафиксирую, – Ксена спокойна и деловита.

Ее не смущает непослушание. Какое-то время ты молча вырываешься из ее крепких рук. Брыкаешься, и тут же попадаешь под болевой прием. Затем еще, и еще. Ксена ослабляет хватку, почувствовав, что жертва ослабела.

Захлебываясь в плаче, сползаешь на пол, обхватив руками колени Ксены.

– Не надо… Нет! Избавь меня от этой машины!.. Прошу!..

– Согласны говорить без нее?

– Да… да!..

Ужасный сундук закрывается, опять превратившись в безобидный диванчик. Ксена усаживает тебя, терпеливо ждет. Собравшись с духом, излагаешь (вполне вразумительную) историю кампании 1336 года. Остров против Эгваль…

Сочтя опыт применения воздушных кораблей-бомбовозов успешным, Хозяйка задумалась: что дальше? Дирижабли очень уязвимы – тут не поспоришь. Перевес Острова – временный, враг скоро оправится. Надо обезвредить Эгваль, желательно – навсегда. Так родилась идея биологической войны.

Лихорадка крэг, в большинстве случаев – не смертельна. Хороший уход, и через месяц наступит выздоровление. Практически полное. Если не учитывать некий остаточный эффект.

Дело в том, что перенесшие крэг теряют способность производить потомство. Женщина не может зачать, даже от здорового. А у переболевшего мужчины – семя мертво до конца его дней. Вот почему крэг издревле вызывал у людей невыразимый ужас. Толкавший их на исключительно жестокие меры карантина. В старину дома заболевших сжигали вместе с жильцами.

В секретной лаборатории Острова был выведен новый, исключительно заразный штамм жуткой лихорадки. Чтобы стать оружием, которое уничтожит Эгваль. Через два поколения от огромной страны останется едва ли четверть населения. Полностью народ, скорее всего, не вымрет. Но, существенного влияния на историю Мира оказывать уже не будет.

Проект свернули, когда выяснилось, что нельзя предсказать поведение вируса. Когда он мутирует, то заранее созданная вакцина потеряет эффективность. Лучше погасить пламя рукотворной эпидемии, пока не поздно.

Так Хозяйка впервые испытала горечь поражения. Неотличимого (поначалу!) от победы. Силу, попавшую ей в руки, оказалась невозможно контролировать. Вместе с Эгваль в небытие запросто отправится Остров…

Умолкаешь. Говорить об этом тяжело. До сих пор. Хоть бы Ксена не требовала продолжения. Она одобрительно кивает.

– То, что надо. И держались неплохо.

Похвала некстати. Глупо хихикаешь. Смеешься всё громче, и не можешь остановиться. Истерика. Ксене достается лишняя забота. Хлестать тебя по щекам. Нежно целовать. В завершение, отпаивать, как ребенка, из пластиковой бутылки с трубочкой.

– Пейте-пейте. У вас обезвоживание.

Достает из кармана носовой платок, сует тебе в ладонь – пользуйся, на здоровье. Промокни глазки, высморкай носик.

– Встаньте, пожалуйста. Вот так… королева.

Разворачивается и уходит. Еще бы ей не спешить. Осталась ария сладкоголосого судьи Кинзора, и всё. В запасе – минут пять.

Интересно, есть ли какой-то, более-менее эстетичный способ покончить с собой, не сходя с места? Прямо сейчас. Чтобы не успели помешать. Доставить, напоследок, разношерстому кодлу горькое разочарование.

Кроме разбивания своей дурной головы о броневое стекло, других вариантов нет. Фу, гадость. Негодная идея. Похерить. Ладно. Послушаем Верхосуда. Нарушим стройность его речи хамскими замечаниями. Пока сообразят отключить микрофоны, успеешь попортить ему крови.

Со звонким щелчком останавливаются вентиляторы на потолке. Ээ-э, что за хрень?! Запоздало соображаешь, что Кинзор вовсе не собирался здесь ораторствовать! Блестящий монолог – достойное завершение пьесы, уже записан! Ты же знаешь, как делают кино. Вразнобой. К чему готовы, то снимают. Потом эпизоды монтируют в нужном порядке. Пока ты тут переминаешься, фильмец дозрел. Почти.

Вновь, с пронзительным тонким воем, включаются вентиляторы. Даже вздохнуть полной грудью не успела. Теперь – нельзя. Почему же? Один сильный, глубокий вдох, и всё закончится. Ты же только что мечтала умереть!

Подходишь вплотную к передней стенке. Дотрагиваешься до холодного, гладкого, несокрушимого стекла. Ни пуля его не возьмет, ни кувалда. Пять сантиметров. Расстояние между жизнью и смертью. В темноте зала – застывшие, бледные лица. Наслаждаетесь? Давайте, любуйтесь. Я к вам в кошмарных снах приходить буду.

Сколько осталось? С каждой секундой всё больше отравы накачивается в герметичный прозрачный куб. «Буду задерживать дыхание до последнего».

Двое возникают из глубины зала. Поднимаются на авансцену. Она – широкая, за счет поднятой площадки оркестровой ямы. И ярко освещена. Ясно видишь пламенно-благородные лица. Гневно воздетые, сжатые в кулаки руки. Прокурор Якеш и судья Кинзор. Вошли в роль, голубчики. Жаждут посмотреть, как ты сдохнешь.

Обоим должно быть не по себе от твоего яростного взгляда. Нет, держатся уверенно. Ничего ты им не сделаешь. И во сны ихние не заявишься. Якеш давно сидит на снотворном, побеждая им стариковскую бессонницу. А Кинзор – олигофрен, ему кошмары не снятся.

Публика в зале встает, начинает аплодировать. Ты ничего не слышишь.

Тебя охватывает оглушающая тишина. В ней, сперва слабый, крепнет чей-то одинокий голос. Немного монотонный, со звенящим отливом, он всё громче звучит в тебе.

В преддверии тайны, что скоро открою

Я вижу дома, и мосты над рекою…

Перестань, Седа! Уйди.

…Как вечер неспешно заходит в аллею,

В далеком окне солнца блик пламенеет…

Наоми Вартан когда-то, преисполнившись гнева и злости, осудила девочку-поэта на смерть. Вчерашняя школьница держалась стойко. И сочинила адресованные себе же строки утешения.

Задайся вопросом, Наоми. Как вышло, что это – реквием по тебе?

Скрип.

Невыносимо противный скрежет.

Серия оглушительных хлопков, как ружейные выстрелы.

Неодолимая сила выдирает из стальных ребер куба огромные, дюймовой толщины болты.

Стальная рама, содержащая в себе передний лист бронестекла, начинает отгибаться сверху.

Еще секунда и вся кристально-прозрачная стенка, весом в три центнера, падает с гулким грохотом.