Венедикт Ли - Nовое Vремя [СИ]

Человек смотрел уверенно, довольный произведенным впечатлением. В самом деле – эффектный тип. Квадратные плечи. Квадратное, упитанное лицо с небольшим подбородком и чувственными губами. Карие глаза и зачесанные назад темно-каштановые волосы. Голос у него оказался хорошо поставленным певческим тенором. На англике он говорил практически без акцента.

– Приветствую, друзья! Здравствуйте, Наместник Наоми! Поздравляю всех с Новым годом, хотя кому он нужен, дурацкий праздник для быдла? Надо жить так, чтобы каждый день был праздником! Днем хорошей работы, днем свершений!

– И вам того же, Эджин… – кисло ответила Нойс. – Я как раз собиралась с вами завтра поговорить…

Эджин театрально воздел руки. Добродушно-иронично рассмеялся.

– Время пришло… Завтра – уже наступило!

Лора, протиснувшись поближе к Нойс, прошептала:

– Это что за клоун?

Либо у Эджина По был невероятно тонкий слух, либо ему помогала техника. Он вновь рассмеялся и щурясь от удовольствия, пояснил:

– Я – знаменитый новтеранский историк и искусствовед! Автор первой научной теории эволюции человека! Моя книга – лучший подарок! Каждый истинно разумный индивид должен выучить ее наизусть!

Взгляд его горел вдохновением. Он начал расхаживать по залу, энергично жестикулируя. В разворотах делал чуть ли не танцевальные па. И говорил, говорил, говорил…

В его теории Лора не увидела ничего для себя нового. Пусть в некотором царстве, тридевятом государстве двое претендуют на высокую должность. Оба в равной степени умны и образованы. Лишь одно отличает их. Первый – честен и благороден, а второй – законченный негодяй. Кто, по-вашему, займет высокий пост? Конечно, негодяй. Ведь он не стесняется в средствах, в то время, как его соперник поступает порядочно. Настанет время, когда все высокие посты в государстве заполонят мерзавцы.

А натура мерзавца такова, что он не возьмет в помощники человека умнее себя. Пусть подчиненный глуповат, зато верен. Так, с неизбежностью, деградирует элита страны. Следом за ней и весь народ. Когда ум и честность не ценятся, то умные и честные не выживают. Такую систему правления Эджин По назвал говнократией. Привел наглядную аналогию с фекалиями, всплывающими наверх.

Подобное явление невозможно в маленьком городе-государстве, где все друг друга знают. Ну, а в империи? В ней мы знаем своих родных, соседей и сослуживцев. Об остальных известно лишь то, что о них говорят. Чем больше размер государства, тем быстрее оно скатывается в состояние отхожего рва. Поэтому любая империя обречена. Иногда Эджин спохватывался, и вместо «говно» употреблял вежливые синонимы: варвары, выродки, дикари, быдло, ублюдки, убогие, спившиеся, наглая мерзость, дешевая мразотина, выскочка с помойки, позорная блядина, хамы и шваль. И не стеснялся отождествлять себя с богом.

– Воззвал Эджин к здравому смыслу – и населил Инфор темами разными: и сказал, что это хорошо! В следующий день создал книгу – Первую научную теорию эволюции человека – и сказал, что это очень хорошо! Это новый завет ученым – и да не будет у вас другого историка, кроме Эджина По! В моей книге сосредоточена вся информация о Терре, кто и как формировал этот лживый миф, тысячи документов!..

Описывая крайнюю степень разложения терранских государств, Эджин едва не прослезился. Тут он вспомнил, что хорошо поет, и собрался исполнить подходящую к случаю печальную арию. В этот момент Нойс с нежной улыбкой подняла руку, призывая его перейти к существу дела.

– Да-да, помню! – бодро отозвался тот. – Ваш запрос о неточной формулировке взаимоотношений Новтеры и SOL5-2 рассмотрен.

Нойс изобразила почтительное внимание. Эджин возгласил:

– Замечание о том, что называя оккупацию опекой, мы тем самым заключаем контракт – принято.

– Замечание о том, что Уложение не допускает бессрочных контрактов – принято.

– Малый круг согласился с моим условием прекращения контракта. Для тупых, верящих в древние сказки, принимающих за истину любой бред ряженых бородатых свиней… В самый раз!

Он четко и звучно огласил дополнение к Контракту опеки – пункт номер тринадцать. Ответом ему была оцепенелая тишина. Потом Зелла завопила:

– Да этот гад издевается!!

Схватила со столика, чуть не смахнув антикварний домашний телефон, деревянную статуэтку-оберег. И запустила Марией Заступницей в ухмыляющуюся физиономию Эджина По. Фигурка прошла насквозь, не причинив вреда. Потому что глава Малого круга и его диковинные апартаменты были всего лишь объемным изображением.

Для Эджина По гостиная дома Боргезе была таким же неощутимым призраком. Но, против инстинктов не попрешь. Увидев летящий ему в лицо предмет, Эджин дернулся, потерял равновесие и упал, высоко задрав ноги; при том не переставая смеяться. И тут же исчез! Всё исчезло! Вернулась полутемная гостиная с разноцветными огоньками электрических свечей. Зелла рыдала от отчаяния и злости. Тенар обняла ее.

– Hundo absurdo! Ничего не изменилось. Как хотели держать нас вечно, так и продолжают хотеть. Ejano montrej… Будущее покажет. Ха!.. А против Девы-то… он не устоял!

Грета внимательно и ласково смотрела на нее. Тенар только что употребила местоимение «нас». Она больше не отделяла себя и других Небесных детей от человечества Мира.

– Давайте еще выпьем, – предложил Астер. – Чем бы дело не обернулось, а у меня впечатление, что сейчас верх взял не Эджин По.

Застольная беседа, исчерпав себя, угасала, как догоревший костер.

– Что ж, братья и сёстры, не пора баиньки? – позевывая, спросил Астер. И обернулся к Тенар: – А ты, красна-девица? Сидишь, как на иголках.

– Я, ну… Не знаю… Хотела показать…

Астер вспомнил:

– Нашла интересное… Ты говорила… Показывай, и на боковую…

В гостиной Тенар взяла книгу-альбом с репродукциями Гарери.

– Давайте отойдем сюда. Смотрите! – она раскрыла альбом.

Нойс пожала плечами.

– И что такого? «Девушка у окна». Да, в ночнушке – это я, у окошка попкой отсвечиваю. Гарери рисовал меня по памяти. Никогда не позировала ему обнаженной, но художник умеет видеть сквозь одежду. И я не могла запретить ему вставлять мою персону в любой придуманный им сюжет.

– Да глядите же! – нетерпеливо воскликнула Тенар. – Здесь… и здесь! – она обвела вокруг себя рукой.

Смелые, решительные, точно легшие на холст мазки. Большая комната; сквозь широкое окно льется белый холодный свет. У окна, спиной к зрителю – темноволосая девушка. На ней длинная рубашка и больше ничего.

Руки скрещены на груди. Сквозь рубашку просвечивает стройное тело. Голова склонена в глубоком раздумье. Поза отображает едва начатое движение… Создается нестерпимое ощущение, что девушка вот-вот обернется. В настенном зеркале отражается фигура гостя. Горбоносое лицо, выдвинутый вперед подбородок.