Мария Геррер - Верность и предательство [publisher: ИДДК]

– Молчать! – грозно приказала она.

От такой наглости секретарь опешил и лишился дара речи.

– Как вы могли так обойтись со мной? – девушка смотрела в глаза человека, которого любила больше всего на свете, и который так вероломно предал ее. – Все это время я безутешно оплакивала вас. Вы понимаете, что я пережила?

– Понимаю. Но позвольте мне объяснить…

– Что? Что вы хотите мне объяснить? Объяснить, почему вы заставили меня пройти через эту боль, ужас, безысходность? Это? – ее голос срывался и дрожал.

Она злилась, но не отпускала его руку, словно боялась, что снова потеряет его. А Генрих продолжал смотреть ей в глаза с любовью и отчаянием.

– Вы обещали, что выслушаете мои объяснения. Помните?

– Так вы уже тогда знали, что произойдет?

– Да.

Она снова хлестнула его по щеке:

– Уже тогда знали и спокойно готовили этот спектакль. Хорошо, я выслушаю ваши объяснения. Но ничего другого я не обещала!

Хлопнула тяжелая дверь и рядом с ними громко взвизгнула женщина. Екатерина увидела Миргородскую, белую, как мел. Она осторожно ткнула кончиками пальцев в грудь фон Бега:

– Барон, Вы живы?!

– Да, как видите, – криво усмехнулся Генрих.

Через мгновение Елена Михайловна пришла в себя и расплылась в довольной улыбке:

– Рада, безумно рада! На месте мадемуазель Несвицкой я бы пришибла вас чем-нибудь тяжелым. Хотя, похоже, именно этим она и занимается, – Миргородская кивнула на покрасневшую щеку барона. – Ну, не буду мешать. Катенька, когда закончите, задушите барона в своих объятьях. Право, он это заслужил, несмотря ни на что.

Елена Михайловна похлопала Генриха по плечу и проследовала в кабинет Магистра. Секретарь, наконец, обрел дар речи.

– Немедленно покиньте помещение и выясняйте отношения в другом месте, – категорично потребовал он. – Недопустимо так вести себя в стенах Братства!

Генрих взял Екатерину под руку, и она крепко прижалась к нему. Больше она его не отпустит. Никогда.

Они молча вышли на улицу.

– У меня много вопросов, и я хочу получить объяснения немедленно, – твердо заявила девушка. – Слышите? Немедленно!

– Пойдемте в «Асторию»? – предложил Генрих.

– Хорошо, – ей было все равно куда идти.

Только бы быстрее выплеснуть на него все, что накопилось в душе, что тяготило и угнетало последний месяц. Они вошли в ресторан. Метрдотель едва не лишился чувств, увидев их:

– Господин барон? Вы?

– Да, я. Жив и здоров, как видите.

Метрдотель не сразу сообразил, зачем сюда явился фон Берг и что ему надо.

– Мы хотим пообедать, – намекнул ему Генрих.

– Да, конечно, конечно. Простите, но ваш кабинет сейчас занят, – он продолжал с удивлением смотреть на барона.

Девушка смерила его недовольным взглядом. Неужели нельзя найти другой кабинет?

– Нам нужно поговорить наедине, – Екатерина была сердита и нетерпелива. – И немедленно.

Метрдотель, наконец, очнулся:

– Я все понял. Следуйте за мной, прошу вас.

Он повел их на второй этаж и предупредительно распахнул дверь в полутемное помещение. Посреди роскошной комнаты стояла огромная кровать. Маленький столик на двоих скромно ютился в углу.

– Вы издеваетесь?! – гневно блеснула глазами Екатерина и повернулась к фон Бергу. – Так в «Астории» нет нумеров? Неужели?!

Генрих обреченно вздохнул.

– Я тут никогда не бывал, даю слово. Найдите, где нам можно поговорить без посторонних, – потребовал барон у метрдотеля. – Просто поговорить, и ничего больше.

Наконец метрдотель провел их в маленький кабинет без окон в глубине ресторана. Через мгновение появился официант и хотел положить перед ними меню.

– Не надо, – резко бросила ему Екатерина. – Принесите водку.

– И закуску – буженину, или стерлядь, – предусмотрительно произнес Генрих.

– А что будет пить мадемуазель? – любезно поинтересовался официант.

– Я сказала – водку! И быстро! – раздраженно потребовала девушка.

Официант вопросительно взглянул на барона. Тот кивнул:

– Принесите водку и лимонад. Не заставляйте мадемуазель ждать.

Скоро на столе появился маленький запотевший графин, кувшин с лимонадом и закуска. Официант наполнил хрустальные рюмки водкой и бесшумно исчез. Екатерина залпом выпила и закашлялась. Она схватила ломтик буженины и судорожно проглотила его.

– Пейте, – зло кивнул она Генриху на рюмку.

Он молча повиновался.

– Налейте еще, – потребовала девушка.

– Не надо, довольно, – попросил фон Берг.

– Я не собираюсь напиваться. Мне надо снять напряжение. Наливайте!

Они выпили еще по рюмке и Екатерина, наконец, перевела дух.

– Я слушаю, – она испепеляющим взглядом смотрела на Генриха.

– Прошу вас простить меня за всю причиненную боль. У меня не было выбора.

Девушка молчала и, не отрываясь, смотрела ему в лицо. Он не отводил взгляда. После затянувшейся паузы барон продолжил объяснения:

– Полину нужно было остановить любой ценой. Ее козырями были вы и моя семья. Она знала мои слабые места и нанесла бы удар через вас. Если бы я умер, интерес к вам у нее сразу пропал бы. Я должен был обезопасить тех, кого люблю. А Братству необходимо было уничтожить всех ее последовательниц одним ударом. Нельзя было допустить, чтобы Полина смогла осуществить свой безумный план – могли погибнуть люди, много людей.

– Все это я знаю и без ваших объяснений. За что вы со мной так поступили? Неужели нельзя было посвятить меня в этот план? – у нее на глаза навернулись слезы. – Вы говорили, что верите мне. Но это была ложь. Как и все остальное. И вы меня предали.

– Нет, это не так. Но мы с вами очень плохие актеры. Вы же помните, как мы неубедительно играли роли жениха и невесты перед моим отцом, – невольно улыбнулся барон.

– Причем тут эта глупая афера? Не заговаривайте мне зубы!

– Полина должна была поверить, что я погиб, и только вы могли убедить ее в этом.

– Значит, ради того, чтобы Полина поверила в вашу гибель, вы заставили меня корчиться от боли на ступенях вашей фамильной усыпальницы? И вы за всем этим наблюдали со стороны?

Девушка резко поднялась, Генрих встал и подошел к ней.

– Нет, я не наблюдал за вашими страданиями. Я знаю, что вы пережили.

– Знаете?! – она снова дала барону пощечину. – Знаете, что я искала смерти? Знаете, что такое жить с постоянной болью в сердце? Знаете, что я безвозвратно изменилась? – она отвернулась и со злостью вытерла слезы. – Ладно, к этому вернемся позже.

Екатерина сердито ходила по комнате, как дикий зверь, запертый в клетке.

– Вы любите Полину? – резко спросила она.

– Нет, и никогда не любил.

– Так зачем вы ломали передо мной комедию?

– Я думал, вы возненавидите меня или хотя бы сильно рассердитесь, и это смягчит известие о моей гибели.