Константин Образцов - Антропный принцип [litres]

Она занесла кулачок над дверью, потом остановилась и обернулась ко мне.

– Шомер базы – ишим Кавуа, он мой старый приятель и, в общем-то, элохим спокойный и понимающий. Но ты все же воздержись, пожалуйста, от этих твоих шуточек саркастических, хорошо? Я не так часто являюсь с гостями, не позорь меня.

– Не буду, – пообещал я. – Слово коммуниста.

Яна сверкнула глазами и застучала в гулкую дверь.

Загрохотали засовы, несколько раз со скрежетом провернулся в замке ключ и дверь приоткрылась. В проем выглянул невысокий худой паренек с падающей на лоб черной челкой, в синем халате, из нагрудного кармана которого торчала пара карандашей и разноцветные ручки. Выглядел он как студент на производственной практике. Паренек посмотрел на Яну, кивнул и сказал:

– Йанай.

– Кавуа, – отозвалась она и тоже кивнула.

Паренек перевел взгляд на меня.

– Познакомься, это Виктор Адамов, – представила Яна. – Мой друг и помощник в текущем проекте.

– Ясно, – отозвался Кавуа. – Он в курсе, что сейчас стареет минимум в семь раз быстрее, чем в пределах своих измерений?

– Теперь в курсе, – недовольно поморщилась Яна. – Войти можно?

За железной дверью оказался небольшой квадратный тамбур с пустой доской объявлений, покрытой желтоватыми пятнами высохшего клея и обрывками серой бумаги, да облезлым стулом в углу. Кавуа пропустил нас внутрь, закрыл дверь, запер ее на массивный засов, а потом открыл другую, деревянную, выкрашенную белой краской, и жестом пригласил пройти.

Мы оказались в обширном квадратном зале, который напомнил мне склад вещественных доказательств при ГУВД: синие казенные стены, металлические стеллажи от пола и до низкого потолка, полки уставлены лотками, перемотанными изолентой картонными коробками, и металлическими ящиками размером от небольшой шкатулки до полноценного сундука, куда полвека назад вместился бы весь скарб небогатого семейства. Ящики были цвета слоновой кости и с защелками по боками. В углу за тесно набитым папками шкафом примостились картотека и желтый письменный стол с настольной лампой, а посередине зала стоял еще один, широкий и длинный, блестящий матовой металлической поверхностью, на которую Кавуа шлепнул разграфленный лист бумаги.

– Итак, чем могу?..

Яна сняла с руки свой браслет с кармашками, потерла запястье и начала перечислять:

–”Круговорот” – штуки две или три, два “Сиреневых тумана”, три “Грезы”, потом еще “Светлый путь”, побольше, штук пять, “Искра”, “Паутина”, “Джокер” – всего по три штуки, и, пожалуй, “Гнездо шершней” – одно, а лучше пару.

Кавуа покивал, делая ручкой пометки в разных графах, потом отошел к стеллажам и вернулся обратно с двумя небольшими ящичками. Щелкнул замками, покосился на лежащий браслет и сказал:

– Носитель не хочешь сменить? Этот нелепый какой-то, да и заметный.

Яна пожала плечами.

– Зато все под рукой и помещается много. А ты что предлагаешь?

Шомер откинул крышку одного ящичка и извлек оттуда монетницу – металлический прямоугольный футляр с семью вырезами для монет разного достоинства, закрытых пластиковыми заглушками на пружинах.

– Ну, не знаю, – с сомнением протянула Яна. – Его же в сумке носить придется. И категорий всего семь.

Я кашлянул. Они повернулись ко мне.

– Вообще-то, товарищ Кавуа прав, – сказал я. – Это точно получше браслета: есть преимущество скрытого ношения, вопросов не вызывает, не привлекает внимания. Я бы рекомендовал.

Кавуа серьезно посмотрел на меня и одобрительно кивнул.

– Ой, Адамов, ну если ты говоришь, то хорошо, – согласилась Яна. – Тогда убери “Сиреневый туман” и добавь “Грезы” и “Паутины” по одной штучке.

–”Паутины” всего две осталось, не получится. Дефицитная вещь, а снабженцы подводят. Могу “Грез” выдать побольше.

– Хорошо, хорошо. И мне еще деньги понадобятся. Сколько у меня осталось лимита в этом месяце?

– 762 рубля 40 копеек.

– Давай все. Пригодится.

Кавуа отправился куда-то в дальний угол зала и скрылся за стеллажами. Послышался звон ключей, лязг и скрип отворяемой дверцы сейфа.

– Я тебе сколько за карусели должна? – негромко спросила Яна.

– Да ладно, брось.

– Вот поэтому ты и такой бедный, Адамов. Ничего не “брось”, мы с тобой не на свидании были. Я же пообещала, что отдам. Так сколько?

– Четыре двадцать.

Она вытащила четыре изрядно замусоленные рублевые бумажки из пачки денег, которую принес Кавуа, добавила к ним два гривенника, а остальное убрала в сумочку. Шомер раскрыл оба ящичка и методично принялся вынимать новенькие блестящие монеты: двадцать копеек, пятнадцать, десять, пять, три, две, совсем маленькие желтоватые копейки, негромко комментируя:

– Так, вот это – “Круговорот”…”Грезы”…гривенники – “Светлый путь”…пятачки – “Искра”, самые большие, удобно выхватывать и не перепутаешь…

Яна зарядила монетницу, засунула ее в сумку и аккуратно расписалась в ведомости.

– Ну что ж, спасибо, с этим разобрались. А что с другой моей просьбой?

Он посмотрел на Яну – мне показалось, что как-то неодобрительно – потом перевел взгляд на меня, опустил глаза и нехотя ответил:

– Если ты все-таки настаиваешь…

Яна молчала – видимо, настаивала. Мы все молчали, переглядываясь, пока наконец Кавуа не промолвил:

– Что ж, пойдем.

Я двинулся было следом за ними, но шомер сказал:

– Вы, пожалуйста, тут побудьте. И не трогайте ничего.

– Что, даже “Сиреневый туман” нельзя? – поинтересовался я.

Яна украдкой показала мне кулачок. Кавуа задумчиво посмотрел на меня, словно прикидывая, какое из специальных средств применить, потом повернулся и молча пошел по проходу меж полок. Яна скорчила страшное лицо и последовала за ним. Гулко хлопнула невидимая дверь. Я остался один.

Пока Яна и ее приятель раскладывали на столе лхаш в виде монеток и считали вполне реальные деньги, разуму было за что зацепиться. Сейчас меня снова охватило чувство, словно все вокруг было условностью, декорацией, такой же, как сухой бутафорский воздух, который, надо полагать, был и не воздухом вовсе – так, видимость. Я прошелся вдоль стеллажей, разглядывая бумажные бирки на полках. Странное дело: буквы казались знакомыми, но стоило попробовать прочесть надписи, как они тут же переворачивались, исчезали, вновь проявлялись, превращаясь в нечитаемые строки непонятных значков.

Время шло. Вспомнились слова Кавуа про старение в семь раз быстрее, и мне стало не по себе. Я прошел между полками туда, куда ушла Яна с шомером и увидел еще одну дверь, обитую железом, с маленьким круглым окошечком, похожую на ту, что ведет в морг Бюро судебно-медицинской экспертизы. Генрих Осипович, как он там, интересно?.. Я осторожно толкнул ее и сделал шаг.