Константин Образцов - Антропный принцип [litres]

Я приоткрыл оставшуюся за спиной дверь, увидел тесную темную кладовую и снова закрыл.

– Конспиративная квартира?

Кот потянулся, презрительно дернув лапами, и демонстративно свернулся на стуле спиной к нам.

– Нет, здесь люди живут, – ответила Яна. – Обычные. Мы иногда используем такие выходы, когда дома нет никого.

Мы прошли в смежную комнату, которая, видимо, служила гостиной, и через входную дверь вышли в маленькую тихую парадную. На подоконниках стояли горшки с алоэ и хлорофитумом. В тамбуре рядом с выходом на улицу примостилась синяя детская коляска с гирляндой погремушек.

В жарком воздухе ароматы разогретой травы и листвы растворялись дымной ведущей нотой. Двор был покоен, укрыт ажурной тенью крон высоких деревьев, а на скамейке возле парадной расположилась сухонькая бабуля в белом платке и цветастом ситцевом платье.

– Здравствуйте! – вежливо сказала Яна.

Бабуля подозрительно прищурилась и отозвалась:

– А вы это откуда?

Яна остановилась.

– Мы из девятой квартиры, бабушка.

Я подтолкнул Яну вперед, взял за руку и быстро повел прочь.

– Откуда?! Откуда вы это?! – неслось вслед.

Дома вокруг были невысокие, в два и три этажа, с желтыми оштукатуренными стенами и палисадниками, и я пытался угадать, в каком районе города теперь оказались, а потом мы вышли из двора на широкую улицу: асфальтовое пекло, шум машин и автобусов, люди, широко распахнутые пространства, и ощущение полнотелого, зрелого рабочего дня, уже налитого трудовой усталостью. Рядом с передвижной железной бочкой кваса дремала под широким зонтом толстая продавщица. У газетного киоска толклись трое мальчишек, спорили, считая мелочь. Перед нами гудел проспект Стачек, чуть левее на площади среди пыльных зеленых кустов и газонов возвышался памятник Кирову, ленинским жестом простирающему вперед руку, а впереди вздымалась пятидесятиметровая прямоугольная башня над серыми дугами, цилиндрами и параллелепипедами Дома Советов Нарвского района. На монолите одной из башенных стен краснели исполинские молот и серп.

– Нам туда, – Яна показала на башню.

Я почему-то так и подумал.

Видавшая виды дверь в стене башни со стороны внутреннего двора была закрыта перекинутой железной поперечиной с замкнутым навесным замком, покрытым заслуженной ржавчиной. Яна легонько взялась за грубую железку и отодвинула ее в сторону вместе с замком и толстой петлей, привинченной к притолоке. Дверь скрипнула и приотворилась. За ней круто уходили вверх каменные ступени узкой лестницы, ограниченной с одной стороны стеной, а с другой – частой проволочной решеткой, огораживающей вертикальную шахту с толстыми трубами, железными или обмотанными изоляцией, с белыми цифрами маркировки, похожими на исполинский индустриальный оргáн.

За первым лестничным маршем оказалась узкая площадка, на которой едва хватало места, чтобы развернуться, лестница уводила все выше, каменные ступени сменились железными, решетчатыми, по которым громом отдавались шаги, и наконец мы ступили на сварную металлическую площадку под самой крышей, нависавшей так низко, что мне пришлось немного пригнуться. Из узкого коридора между стеной и стальными перилами доносилось негромкое бормотание радио и редкое пощелкивание, словно кто-то неловко печатал двумя пальцами на пластмассовой пишущей машинке. Яна протиснулась вперед, на мгновение плотно прижавшись ко мне гибким худеньким телом, подмигнула и направилась в сторону звуков.

Тесная прямоугольная комната напоминала каморку ночного сторожа или оператора подвальной котельной. Вдоль одной из стен от пола до потолка тянулись тонкие трубы с вентилями, на которых болтались прихваченные бумажной бечевкой картонные бирки со стершимися цифрами. Вдоль другой расположилась широкая низкая полка, заваленная засаленными папками с оборванными завязками, соседствовавшими с масленкой и консервными банками, полными гвоздей и шурупов. Над полкой висели металлические короба пультов с рычагами и циферблатами. Было душно и пахло так, как обычно пахнет в тесных непроветриваемых помещениях, где сутками работают люди: холодной едой, несвежей одеждой и потом. В торце комнаты, по всей видимости, располагался рабочий стол, но разглядеть его не было никакой возможности, ибо и стол, и все, что могло на нем лежать и стоять загораживала широченная мясистая спина, обтянутая серой рубашкой с обширным потным пятном, которого почти касались свешивающиеся поверх ворота сальные нечесаные волосы.

– Мелех, привет! – радостно поздоровалась Яна.

Спина пришла в движение, заколыхалась, протяжно заскрипел стул. Я вспомнил про слова Яны о наказаниях для элохим, и подумал, что моему новому знакомому, должно быть, влепили строгий режим, раз втиснули в подобное тело, ибо невозможно было представить, что кто-то – хоть элохим, хоть шед, хоть черепашка – мог выбрать такое вместилище по собственной воле.

– Привет, – прогудел он, как из бочки, отряхнул толстые пальцы от налипших крошек и протянул пухлую, как у утопленника, руку.

– Мелех.

На обширной столешнице с затертыми до черноты краями была разложена газета с комьями чего-то съестного, источавшего густой жирный дух. Рядом стояла захватанная бутылка кефира с густыми потеками по бокам; кроме этого, на столе имели место толстая канцелярская книга с прошитыми суровой ниткой листами, сломанный красный карандаш и копеечная шариковая ручка с искусанным пластмассовым наконечником; доминантой всей композиции громоздился массивный, похожий на переносной телевизор компьютерный монитор с выступающим козырьком, прикрывающим черно-зеленый экран, два блока в металлическом корпусе со множеством тумблеров, кнопок и светящихся индикаторов на панелях, и клавиатура с такими засаленными клавишами, что к ним прилипал даже взгляд. В этом несчастном, пыльном и заляпанном монстре с трудом узнавался новейший ДВК – диалоговый вычислительный комплекс, который я видел только единожды в аналитическом отделе ГУВД.

– Ну, что ж вы, садитесь, – Мелех вытянул из-под полки расшатанный стул, на который осторожно присела Яна. Я остался стоять.

– Вот, Витя, рекомендую: Керув Мелех Элохим Банай, создатель Контура и Полигона, – представила она.

– Ну, уж так и создатель, – басовито проворчал Мелех, но видно было, что ему такое определение льстит. – Я группой гравитации руководил, ставил систему слабого взаимодействия внутри Контура. Потом, конечно, без меня все переиначили, усложнили зачем-то, набрали инженеров дополнительных с десяток – а у меня тогда всего-то трое работали, и ничего, справлялись, а сейчас без постоянного контроля автоматика у них слетает все время. Я, по старой памяти, сигнализирую время от времени наверх, но там разве послушают? Всё динозавров вспоминают мне, вот и весь ответ.