Жан Рэ - У пределов мрака

Перерыв в ненастье заканчивался, тучи опускались все ниже, и над морем сгущались сумерки. Волны захлестывали прибрежные камни, и Деррик с трудом пробирался по скользким глыбам. Харри трусил рядом с ним, не думая об охоте, и время от времени с тревогой посматривал на хозяина. Внезапно он заворчал и шарахнулся назад.

Харри, ко мне! — скомандовал Деррик.

Сеттер лег на землю, но не сдвинулся с места. Он пристально всматривался в туман, поднимавшийся над морем.

Деррик почувствовал, как напряглись его нервы; с открытого моря над волнами летело крылатое существо; оно то и дело почти касалось пенных гребней и тут же взмывало выше. Птица постепенно приближалась к берегу.

Юноша следил за птицей с сильно бьющимся сердцем; меркнущий дневной свет позволил ему разглядеть темносиние крылья, длинную вытянутую вперед, словно корабельный бушприт, шею, заканчивавшуюся треугольной головой. Две тонких ноги висели под телом, время от времени касаясь поверхности воды. Животное издавало пронзительные крики.

Это был голубой веретенник!

Да, это был представитель очень редко встречающихся северных птиц, вероятно, принесенный к острову Братт бурей.

Внезапно птица выполнила нечто вроде мертвой петли и оказалась над побережьем.

Деррик вскинул ружье и выстрелил.

Птица резко спикировала к земле, и большой валун скрыл ее от охотника.

Харри! Принеси ее! — крикнул Деррик.

Вместо того чтобы выполнить приказ хозяина, пес заскулил и прижался к земле.

Деррик был вынужден скатиться с камня и броситься к глыбе, за которой скрылась подстреленная птица. Обогнув глыбу, он увидел лежавшего на песке примерно в тридцати шагах от него веретенника. Радостно закричав, юноша бросился к добыче.

На крик Деррика ответил другой крик, крик бешенства и в то же время триумфа.

— Это моя добыча!

Потрясенный, Деррик остановился и увидел, как странная фигура, на плечах которой развевался черный плащ, похожий на крылья, бросилась к подбитой птице, схватила ее и быстро исчезла в тумане.

В этот момент буря, словно получившая приказ, с яростью накинулась на остров. Деррику пришлось поспешно возвращаться в пещеру; растерянный и встревоженный, он не спал почти всю ночь, сидя возле огня с заряженным ружьем в руках.

Как долго Деррик находился без сознания этой ночью, погруженный в непробудный сон?

За входом в пещеру вставал серый день. Костер давно угас, и ветер разбросал угли. Огромная лужа расползалась перед юношей, и вода уже лизала ему ноги.

Голова казалась тяжелой, в ней словно пылал огонь, в то время как зубы у него стучали, а руки казались ледяными, что свидетельствовало о начале болезни.

— Лихорадка, — пробормотал он. — У меня начинается злокачественная лихорадка…

Теряя сознание, он не увидел, как гибкая фигура скользнула в пещеру, и Харри, завизжав от радости, принялся облизывать гостю лицо и руки.

В голове Деррика проносилась нескончаемая вереница ночных кошмаров. Он снова увидел стаи зловещих птиц над мрачным морем; потом ему почудилось, что он видит странный силуэт, пристально наблюдающий за ним горящим взором.

Он с трудом поднялся на ноги и глаза у него расширились от удивления, когда он увидел стоявший рядом с ним сосуд из красной глины. Когда он откупорил его, по пещере распространился приятный горьковатый запах целебного питья.

Этот запах показался ему знакомым; он вспомнил, что уже ощущал его ночью, когда с легким отвращением заставлял себя пить горький эликсир.

Дрожащей рукой он поднес сосуд к губам и сделал глоток. Сразу же приятное тепло распространилось по всему телу, и он почувствовал себя значительно лучше.

Харри с одобрением наблюдал за его действиями.

— Хороший ты пес, — пробормотал Деррик. — Вот, если бы ты еще мог говорить…

Казалось, пес понимает его. Он дружески ткнулся в руку хозяина своей изящной мордой, потом выбежал наружу и вскоре вернулся с птицей в зубах.

Но Деррик ограничился еще одним глотком целебного эликсира, загадочным образом оказавшегося в пещере, и вышел, пошатываясь, наружу.

Воздух, насыщенный йодом и солью, благотворно подействовал на него, и он почувствовал в себе достаточно сил, чтобы двинуться следом за Харри, неторопливо поднимавшимся по крутой тропе на ближайший склон.

«Харри хочет показать мне что-то», — подумал наш авантюрист.

Пес двигался необычным образом, словно стараясь соблюдать непонятные предосторожности. Время от времени он останавливался, настораживал уши и испускал угрожающее ворчание.

Наконец, Деррик добрался до уступа, с которого мог видеть панораму всего острова. Зрелище оказалось таким неожиданным, что он сразу же отступил и спрятался за грудой камней.

Большая лодка с палубой стояла на якоре не дальше, чем в кабельтове от пляжа, на который он высадился, когда Майк доставил его на остров.

На борту лодки он не заметил никакого движения; парус был убран. Харри, вытянувший морду в сторону лодки, продолжал ворчать с подозрительным и недовольным видом. Потом он спустился по уступам к тому месту, с которого Деррик подстрелил голубого веретенника. Подойдя к нему, он остановился, повернулся к хозяину и заскулил. Подойдя ближе, Деррик увидел что-то темное, частично скрывавшееся за глыбой, покрытой зелеными водорослями — это оказалась часть большого черного плаща.

— Это обрывок плаща человека, похитившего подстреленного мной голубого веретенника! — прошептал Деррик, схватив кусок ткани.

В тот же миг он с отвращением отбросил ее, почувствовав под рукой что-то неприятно липкое

— Это кровь! — воскликнул юноша. — Очевидно, бедняга был ранен!

Он снова поднял кусок материи и внимательно осмотрел его.

Не нужно было владеть мастерством следователя, чтобы понять все, что мог рассказать ему кусок ткани. Три небольших круглых отверстия в запачканной кровью материи, три отверстия, соответствующие по размеру картечи. И он подумал о лодке без команды.

— Кто-то выстрелил из ружья, заряженного картечью, в человека в черном плаще!

На этот раз снова поведение Харри позволило прояснить ситуацию. Пес осторожно взял в зубы кусок ткани, оттащил его в сторону и опустил на землю, после чего принялся обнюхивать его, виляя хвостом и негромко повизгивая.

Деррик внимательно следил за собакой.

— Если Бог не наградил тебя даром речи, мой добрый пес, он научил тебя разговору сердца. Если бы раненый человек был врагом, ты бы в бешенстве разорвал на клочки эту ткань, ты же показываешь, что она чем-то дорога тебе. Значит, человек, носивший эту одежду, был твоим другом, несмотря на то, что он так неожиданно завладел подстреленным мной голубым веретенником.