Жан Рэ - У пределов мрака

Но сейчас капитан погиб, а судно…

Больше месяца назад шхуна была затерта льдами, а сейчас ее, оставшуюся намертво впаянной в лед, несло вместе с ледяным полем сквозь туман в неизвестном направлении.

Матрос возобновил свои жалобы:

— Нам нужно знать, где мы находимся, и ты, Хольмер, как офицер, должен…

Матрос замолчал.

Немец тяжело вздохнул, но не двинулся с места. Он хорошо представлял, что это внезапное молчание означало очередную смерть; еще одним членом команды на судне стало меньше.

Всю последнюю неделю матросы умирали один за другим таким образом: внезапно, с горлом, перехваченным огромными нарывами.

Хольмер слышал рассказы о полярной чуме, от которой или умираешь, или становишься буйным сумасшедшим, но этим и ограничивались его сведения.

За иллюминатором он видел большой участок воды, свободной от льда, на который опускалась угрюмая полярная ночь.

Забытый всеми фок полоскался на ветру, словно развешанное на веревке белье, мачта рывками клонилась в разные стороны, отражая лихорадочную качку судна. Хольмер представлял, что нужно что-то делать с парусом.

Он спустился в кают-компанию, где увидел трех матросов — все, что осталось от команды.

Нужно убрать фок, — сказал он, — и взять рифы…

Он знал, что говорит глупости, не имеющие никакого смысла в глазах моряков, но это не имело значения, потому что его все равно никто не слушал. Матросы продолжали сидеть, словно оцепенев, и только погасшие трубки во рту свидетельствовали, что они еще живы.

Ни крошки жратвы, — буркнул Ларсен. — Ни одного тюленя в окрестностях.

Хольмер, несколько подзабывший о терзавшем его остром голоде, почувствовал резкую боль в животе и бросил жадный взгляд належавшие перед матросами обглоданные рыбьи кости.

Он взял со стойки короткий гарпун и подобрал валявшийся на полу перепутанный линь.

В глазах у Ларсена мелькнул проблеск надежды, и он поднялся вслед за Хольмером на палубу.

Парусник тихо покачивался на удивительно красивой перламутровой поверхности успокоившегося моря.

Ларсен свесился с поручней левого борта и протянул вперед дрожащую руку, указывая нечто то ли в море, то ли на небе.

— Там тюлень, — пробормотал он.

Хольмер ничего не увидел, но услышал всплеск, и изо всех сил метнул гарпун в центр расходящихся на поверхности кругов.

Гарпун вонзился в невидимую цель; раздался вопль агонизирующего существа, и Хольмер потянул за шнур. На другом конце чувствовалась большая тяжесть.

Они жадно глотали спасительную плоть при тусклом свете догоравших в миске останков глупыша. Они сидели за столом втроем, и никто не спрашивал, куда делся Ларсен.

Два дня они с утра до вечера не вставали из-за стола, жадно поглощая большими кусками сырое розовое мясо. На четвертый день Маерлант, матрос-фламандец, грохнул кулаком по столу и потребовал еще одного тюленя.

На охоту снова отправился Хольмер. Ему удалось обнаружить тюленя, который на этот рез ползал по палубе. Он убил его ударом топора. Фламандец потребовал свою долю свежей горячей крови.

Через восемь дней они сидели на палубе, всматриваясь блуждающим взглядом в недавно чистое от льда пространство, куда снова вернулись льды.

Хольмер Маерлант… Когда-то их было трое, и третий матрос делил с ними скудную пищу. Но теперь они ничего не помнили о нем, поскольку в их головах не было даже намека на мысли.

— Маерлант… — пробормотал Хольмер, — появился третий тюлень… Он только что забрался на палубу и скрылся в штурманской рубке…

Фламандец ничего не ответил, и Хольмер быстро забыл о нем.

Когда Хольмер убил третьего тюленя, разбившего в штурманской рубке секстан, он не стал звать матроса, чтобы разделить с ним добычу. Он один съел третьего тюленя.

Когда со шхуны «Бьернсон» из Копенгагена окликнули тюленебойца, встреченного на широте острова Ян Майен, им

никто не ответил, и на брошенное судно высадилась группа спасателей.

Моряки нашли в кубрике Хольмера, довольного и сытого, расправлявшегося с большим куском темно-красного мяса.

Это тюлень, — сообщил им Хольмер. — Отныне я буду есть только тюленей! — И он указал на разбросанные по полу кости, разразившись безумным смехом.

Какие странные у этих тюленей черепа — вам не кажется? Смотрите — три совершенно круглых черепа…

И охваченные ужасом моряки с «Бьернсона» увидели, что пол вокруг них был усеян человеческими костями.

Я скажу про эти воды, что они показались мне странными. Пожалуй, ничего другого о них я сказать не смогу.

Меня разбудил матрос, который потряс меня за плечо. Я с трудом вынырнул из жуткого кошмарного бреда, который принял за ужасный сон.

— Вставайте лейтенант, вставайте скорее! Наш штурман свихнулся!

— Предупреди капитана! — пробормотал я.

Сквозь крики, перемежавшиеся со стонами, я с трудом расслышал чей-то голос:

— Капитан мертв!

— Что за ерунда, — буркнул я и, как мне показалось, поднялся с постели.

— Неужели Оуэнс загнулся? Что за глупости — я только что вернулся из ада, и там его не было!

Мои простыни промокли от пота, а из небольшого зеркальца, висевшего на стене, на меня смотрел, гримасничая, отвратительный зеленый призрак.

— Скажи, приятель, — обратился я к матросу, — что это за ужасный тип? Наверное, это пастор…Вышвырни его за борт, сделай милость!

Матрос сообщил мне:

— Это вы, помощник!

— Надеюсь, что ты не врешь, но я не понимаю, почему не узнаю себя. Говори, что со мной произошло, чертов матрос!

Вы лежали пластом три недели и были на грани… — услышал я слова, произнесенные шепотом, похожим на вечерний бриз, долетевший из зловещей лесной чащи.

Вокруг меня все внезапно заколебалось; кушетка резко наклонилась на правый борт. На палубе раздался дикий топот и адский грохот падающих и разбивающихся предметов

На помощь! — послышался безумный вопль. — Помогите, мы гибнем!

Я скатился на пол, с такой силой ударившись о стену, словно получил оглушительную затрещину.

Вытащи меня на палубу, матрос!

Я увидел жуткую катастрофу — все вокруг было перевернуто, разломано, разбито… Самым невероятным было то, что наше судно неподвижно лежало на боку в густых зарослях. Мы находились в джунглях!

Пароход «Эльза», направлявшийся из Дар-эс-Салама в Дарем, неподвижно лежал, сильно накренившись, в мелкой желтой воде; вокруг бледным зеленым туманом клубились мангровые заросли. Их корни, похожие на змей, уходили в илистую толщу; высокие уродливые стволы с наростами ядовитых грибов, изъеденные морской солью, тянулись к небу, закрытому густой листвой и вьющимися растениями. Чаща кишела обезьянами.

— В этом нет никакого смысла, — решил я. — Ясно, что это продолжается сон. Но это самый кошмарный сон, какой только могла обеспечить мне лихорадка.