Борис Конофальский - Длань Господня

— Сядьте, госпожа моя, ешьте спокойно.

И тон его так был тверд, что перечить жена не осмелилась. Даже не сказала ничего. Села на место. Хоть и есть уже не стала.

А он взялся дочитывать письмо от архиепископа:

А мне нужно, что бы помнили они, кто их покровитель. Так вы, любимый из сынов моих, уже напомните им, что без меня им ни радости, ни достатка не будет. Что дни их будут горьки, а торговля скудна. А я уже за вас похлопочу при случае, а молиться и дальше буду ежедневно.

Личной подписи Его Высокопреосвященства не было, только экслибрис — оттиск его кольца. А дальше шла приписка:

Бумагу сию по ненадобности сожгите.

Волков свернул бумагу, положил ее на стол перед собой.

Увидев это, тут же встал гонец и сказал:

— Велено мне напомнить вам, что бы вы исполнили то, что в конце письма писано.

— Не волнуйся, ешь, все я сделаю, — обещал Волков. — Только еще раз прочту письмо.

Потом он молчал и думал. Архиепископ настаивал на грабежах, но пока кавалер не собирался затевать грабежей. Конечно, деньги ему сейчас очень нужны, очень. Но не слишком ли многого хотел от него знатный поп? Хотел архиепископ и горцам докучать, и герцогу Ребенрее покоя не давать, и купчишек учить уму разуму. И все это Волков должен делать во славу Церкви? Служение Святой Матери Церкви — дело, безусловно, благое, но и у кавалера свои интересы были. И уж ими-то он не собирался пренебрегать.

Если попу так надобно, что бы он его купчишек потряс, то пусть и поп ему послужит. Волков смекнул, что тут у него появляется неплохая возможность…

Он собирался ею воспользоваться. Брат Ипполит поторопился и принес ему письменные принадлежности, разложил перед ним бумагу, поставил чернильницу, положил три хорошо точеных пера и сел на другом конце стола, ожидая, вдруг что еще кавалеру понадобится. А Волков взялся писать архиепископу ответ.

Отец мой и сеньор мой по Господу, рад вашей похвале, как ничему другому не радуюсь, уповаю на заботу вашу и молитву вашу, тем и живу. Все хлопоты только ради вас и затеваю. Все труды и заботы про Святую Матерь Церковь и про вас, отца моего.

Просьбы ваши о врагах Матери Церкви я выполняю, дважды уже бил их и у них на земле, и на земле своей. И оба раза бил их с позором, чтобы знали они, что Господь не с ними, а с нами. И рвением своим я уже сеньора своего обозлил, обозлил так, что он за мною присылал добрых людей, насилу от них отделался. И при этом ваш капитан фон Финк брался мне помогать, а за помощь взял с меня серебра премного больше, чем помог. И когда я просил его часть серебра вернуть, так капитан браниться стал грубо. Обиды говорил, как пьяный простолюдин, все при людях моих и при солдатах моих, все его лай слышали. Убивать я его за то хотел, да не смог, он человек ваш, только то его и спасло. И теперь мне просьбу вашу никак не выполнить, я уже воюю за вас и за Церковь и с горскими псами, и с сеньором своим. Еще одного врага мне не осилить. Может, вы, отец мой во Господе, найдете управу на капитана своего, тогда я сразу возьмусь ваших купчишек в разумение и уважение приводить. А иначе мне с тремя воевать, так и конец мне будет быстрый.

А еще, отец мой, я напомнить вам осмелюсь, монах брат Семион уже писал и вам, и архиепископу Малена о деле канонизации, прошу вас поторопить дело, прошу вас ускорить по возможности причисление невинно убиенного брата Бенедикта к лику святых. Сие очень важно и для меня, и для людей местных будет. Уповаю на заботы и молитвы ваши.

Брат Ипполит помог ему запечатать письмо, Волков взглянул на гонца, который уже доедал то, что ему положила в тарелку Мария.

— Отдашь господину своему, — сказал кавалер, когда брат Ипполит передавал гонцу конверт. — А на словах скажешь, что я тотчас исполню его просьбу, как только он урезонит человека своего. Но только я точно должен знать о том, что человек тот мне больше не помеха.

— Передам слово в слово, — обещал гонец, вставая из-за стола.

А еще Волков подумал и решил, что жечь письмо архиепископа не будет, пусть полежит пока. Он положил его в сундук, не в большой сундук, где обычно хранил мешки с серебром, а в малый, заветный, к стеклянному шару и золоту. У этого сундука был хитрый и надежный замок. За него он был спокоен. Да, пусть письмо полежит пока… Мало ли что…

Едва он ушел, как Волков оглядел стол, словно ища чего-то и не находя. Потом сказал:

— У нас никогда не бывает риса.

— Риса? — с удивлением спросила Бригитт.

— Да, никогда не бывает риса. Я, когда воевал на юге, часто ел рис.

— Ну, да, рис вкусен, — согласилась рыжая красавица.

— И никогда у нас не бывает кофе, вы пили когда-нибудь кофе, госпожа Ланге?

— В доме графа подавали кофе как-то раз, но он никому не понравился, — ответила Бригитт.

Госпожа Эшбахт же смотрела на него с интересом, ей этот разговор был любопытен.

— А я люблю кофе, — заговорил Волков, явно вспоминая что-то приятное, — при осаде Фрего мы на полгода стали в одном городке на зимних квартирах, там был маленький порт, а в этом порту таверну держал один мавр, там сарацинские купцы все время варили кофе, у них я к нему привык. К нему и к рису, тушеному с сарацинскими специями.

— Рис еще есть можно, коли совсем голодна, — скривилась Элеонора Августа. — А кофе… так это пойло, что пить невозможно. Горькое и терпкое, словно отвар коры дуба, что в детстве лекарь от хвори в животе мне давал. Только маврам да грубым солдатам оно может прийтись по вкусу.

— Одна госпожа подавала его с сахаром и сливками, это было вкусно, — продолжал Волков, не замечая слов жены. Он уставился на Бригитт. — Госпожа Ланге, прощу вас взять на себя управление домом, так как госпожа Эшбахт сильно занята своим вечным рукоделием.

Бригитт с удивлением перевела взгляд с него на Элеонору Августу, не решаясь дать согласия. Элеонора скривила губы, она была зла и не скрывала этого.

— Госпожа Ланге, — продолжал кавалер, — Мария старается, но она не может управлять домом, она из мужиков, ей управлять благородным домом не под силу, а вам под силу. Отчего же вы не соглашаетесь?

Бригитт встала, сделал книксен с поклоном и ответила, все еще поглядывая на Элеонору Августу:

— Как пожелаете, господин Эшбахт. Отказаться я не смею. Для меня служить вашему дому — честь. А не соглашалась я оттого, что боялась, что не справлюсь.

— Кто ж справится, если не вы? — произнес с улыбкой Волков, он полез в кошель и достал оттуда золотой, положил его на край стола, — приступайте немедля. Я хочу, что бы в доме у меня были специи, рис, кофе и сахар. Хочу пить кофе по утрам, узнайте у купца, как его варят.