Борис Конофальский - Длань Господня

И племянник, и Гренер смотрели на него с грустью и даже со страхом, с раскаянием. Продолжать отчитывать их было бессмысленно, кажется, до обоих дошло понятие глупости своего поступка.

— Подводы и меринов берите, — продолжал Волков, чуть успокоившись, — уголь везите в Мален. С купцами, что вам дали деньги, рассчитайтесь сполна. И ищите себе прибыток тут, не залезая в земли моих врагов.

— Очень жаль, дядя, — сказал Бруно грустно и вздохнул, — уж очень хороши были прибыли с леса и угля.

Прибыли. Кавалер понимал, отчего юноша так вздыхает. Прибыли. Да, прибыли были ему тоже нужны, очень нужны, он чуть подумал и сказал:

— Так вы помните тех купцов у кого в Рюммиконе покупали лес и уголь?

— Помним, — купцы приглянулись, — да, дядя конечно помним.

Волков опять немного подумал и начал:

— Так пишите им письма. Пишите, что я, Иероним Фолькоф, рыцарь божий и господин фон Эшбахт гарантирую им неприкосновенность на моем берегу, пусть их лодки и баржи швартуются в Амбарах, что обещаю не брать пошлину с их товаров, если товары они будут продавать моему племяннику Бруно Дейснеру.

— Ах, дядя, что за прекрасная мысль! — воскликнул юноша. — Они согласятся, у них непроданных товаров, горы стоят на берегу. Говорят, что до весны так стоять будут. А лесу и углю долго стоять нельзя, отсыреет.

— Да-да, господин, — поддержал компаньона Михель Цеберинг, — думаю, что поплывут они сюда, только вот не будет ли граф или герцог против, что товары мы к ним везем без пошлины в Мален.

— Так поговорите с купцами в Малене, как лучше к ним возить товары, чтобы не платить герцогу пошлины, — произнес кавалер, — тамошние купцы тоже не большие любители лишний раз платить, они подскажут, а у меня на границе таможен нет, путь до Малена свободен.

— Мы сейчас же напишем купцам из Рюммикона письма, дядя, — сказал Бруно и тут же призадумался, — но кто их отвезет туда?

— Об этом не волнуйтесь, идите, пишите, — ответил Волков. — Кстати, племянник, в этом доме покоев лишних нет, будете жить в старом доме, там живут господа кавалеристы, не ссорьтесь с ними.

— Да, дядя.

Когда купцы ушли, Волков крикнул:

— Максимилиан!

— Да, кавалер, — пришел в обеденную залу оруженосец.

— Найди-ка мне Сыча, давненько он мне на глаза не попадался.

— Он в новом кабаке прохлаждается целыми днями. В кости там играет да с бабами гулящими валяется на конюшне.

— Он еще и в кости стал играть?

— Брат Семион говорил, что Сыч все время там играет.

— Интересно, — сказал кавалер, удивляясь, — а брат Семион что там все время делает? Неужто Сыча от грехов отговаривает?

Максимилиан засмеялся, пожал плечами и ничего не ответил.

— Пусть Сыч ко мне идет, — сказал Волков.

— Да, кавалер.

Волков услышал в прихожей тихую ругань, даже Мария вышла глянуть, что там. За нею и кавалер пошел. Там, в прихожей, препирались Максимилиан и Сыч. Сыч идти не хотел, а Максимилиан тащил его едва ли не силком и говорил при этом:

— Иди уже, кавалер ждет… Зол с утра.

— Да он всегда зол, дурья твоя башка… — бубнил Фриц Ламме и упирался. — Дай мне умыться хоть. Мария, дай воды теплой.

У Волкова отличные были глаза, он как Сыча увидал, так сразу скривился. По вороту куртки у Сыча ползла вошь, крупная такая, отъевшаяся.

— Максимилиан, вы что, не видите, что он во вшах, гоните его к черту отсюда, весь дом мне завшивит, — разозлился кавалер.

— Извините, кавалер, не увидал, — сказал Максимилиан. — Он валялся в кабаке, таким и взял его там.

Фриц Ламме зарос щетиной, от него даже за два шага воняло старым перегаром и чесноком.

— Вот и я ему о том говорю, экселенц, — забубнил Сыч, — дай, говорю, хоть в себя прийти, дай хоть помыться, а он тащит, дурень, здоровый вырос…

Волков только плюнул:

— Висельник, бродяга, сволочь, как тебя в дом пускать такого грязного, денег же полные карманы серебра, а не можешь себя в человеческом обличии держать…

— Экселенц, после обеда буду как принц, клянусь распятием.

— Вон пошел, еще и распятием клянется, богохульник, черт вшивый! Через час, чтобы был в одежде чистой, выбрит был, вымыт и без вшей. Через час у меня! — сказал Волков и пошел в залу из прихожей.

— Ну, рад, балда? — выговаривал Сыч Максимилиану. — Зачем тащил только.

— Видел же, что он зол. Вот и тащил, чтобы еще больше не злился, — объяснял ему Максимилиан.

— Балда ты, он всегда зол… Вот теперь времени нет на помывку, одежу чистую нужно искать, помогай теперь, — бубнил Фриц Ламме, выходя на двор и снимая с себя колет. — Мария, вода-то есть у тебя горячая?

— Одежу со вшами можно в кипятке выварить, — сказала Мария, едва удерживаясь от смеха.

— А с ним самим что делать? На нем тоже вши копошатся, — заметил Максимилиан.

— Так и его в кипяток, — засмеялась девушка.

Максимилиан тоже посмеивался.

— Дура, — ругался Сыч, раздеваясь, — одно слово — баба, дурь какую скажет и «ха-ха-ха»… Смешно ей очень. И этот дурень тоже смеется, ей Богу, как дети…

Пришел он к Волкову в мокрой одежде, хоть на улице совсем не жарко было. Был выбрит и даже причесан, но все равно господин смотрел на него с неудовольствием.

— Экселенц, да не серчайте вы так, — объяснял он кавалеру, — дома у меня нет, а в старом вашем доме не повернуться. Там и монахи, и кавалеры живут всякие, и солдаты их в людской спят, и ваши дворовые, спят там все плечом к плечу, не развернуться, не продохнуть, вот и ночую иной раз в кабаке на лавке. Вот и подцепил зверей от бродяг каких-то.

От него даже уже и пивом не так несло, но Волков смотрел на него все равно неодобрительно и спросил вдруг:

— Дома, говоришь, у тебя нет? А куда ты тогда все деньги свои деваешь?

— Деньги, что за деньги? — не понимал Фриц Ламме.

— Не крути, деньги, говорю, куда деваешь, у тебя денег должно быть чуть меньше, чему офицеров, ты от меня серебра получал кучи, за одно дело на ярмарке гору серебра взял, на них дом можно было поставить не хуже, чем у Брюнхвальда.

— Эк, вы хватили, дом как у Брюнхвальда, — Сыч даже засмеялся, — там такие хоромы, у него жена, что гусыня золотая, деньги носит и носит, а у меня и вовсе нет жены.

— Оно и видно, все деньги на кости, на девок кабацких да на выпивку спустил. Максимилиан говорит, что ты живешь в кабаке. В кости играешь, на местных девках там едва не женился уже.

— Брешет, экселенц, если три раза в неделю там отдыхаю, так и то хорошо, — Сыч явно врал. — Играю совсем по маленькой, а девки… Люблю, конечно… Трачу, оно, конечно, так. Ну, а как не тратиться на них, без них жить невмоготу, жены-то у меня нет.

Волков не хотел и дальше с ним пререкаться, отвернулся, махнул на него рукой, черт с ним. Потом вздохнул и сказал:

— Знаешь, зачем звал?