Борис Конофальский - Длань Господня

На берегу и в воде осталось лежать пятьдесят три человека. И это из солдат, а сколько других было, так никто того не считал. Тут же на берегу было три баржи и еще восемь лодок. А еще мешки с овсом, просом, горохом, мукой, масло в бочках, пиво, вино, солонина и сухое мясо, сухофрукты с изюмом и сыры. А еще палатки, котлы, телеги запасные. Даже дров, и тех собрали возов пять. Всего было в достатке. Нет, не в Эшбахт отправились горцы.

— Грузите все, что сможете, в баржи, — приказал кавалер, — только быстро, вернуться они должны.

— И просо брать? — спрашивал Бертье. Видимо, не хотел он терять время на такой невкусной еде.

— Все грузите. Но сначала ценное. Просо в последнюю очередь.

Солдаты хватали палатки, котлы, бочки, кучей накидывали их в лодки, вязали к лодкам веревки и тут же впрягались в них. И волокли их вверх по течению.

Волков спешился, уселся на бочку. Максимилиан со штандартом встал за ним, тут же при конях был и Увалень. Все они смотрели, как три сотни людей грузят лодки и баржи. Внешне он был спокоен, но он очень волновался. Так и подмывало его вскочить и закричать что-нибудь. Хоть сам руководи погрузкой. Ведь обязательно среди этих сотен людей были те, что делали что-то не так, как надо, или медленно. Но он сидел, молчал или вздыхал над человеческой глупостью.

Набили одну баржу кое-как, тоже поволокли вверх по реке. Лодки почти все ушли уже. Грузили еще одну.

Пришел Брюнхвальд и сказал:

— Вон в той барже вода, в нее ничего грузить нельзя, потонет, как отплывет. Кажется, там дыра.

— Сжигайте, — сказал кавалер.

— И все забрать не сможем, — продолжил Брюнхвальд. — Даже если бы баржа была цела, все равно все не влезло бы.

— Все лишнее жгите.

Прибежал мужичонка тут же. Стал просить не жечь баржу, он ведь сам из Фринланда, не горец, баржа — его единственный прокорм, а у него четверо детей.

Волков дальше слушать не стал, разозлился только, и Увалень мужика того гнал взашей с тумаками.

И двух часов не прошло, как все, что можно было забрать, сложили в лодки и баржи и уволокли к себе.

Оставшееся просо, как и муку, высыпали на песок. Горох сыпали в реку, пусть рыбам корм будет. Пиво сразу солдаты выпили, а все остальное подожгли.

И только когда стали выходить из дымящегося лагеря, как языки стали подниматься над телегами с дровами, так только тут он успокаиваться стал. Он видел довольные от пива лица солдат, видел улыбающихся офицеров и понимал, дело вышло.

Теперь не только противник ослаблен, оставлен без продовольствия, теперь еще он и победил его в очередной раз.

Да, это хоть и маленькая, но победа. Его солдаты еще больше убеждаются в его умении воевать. В его офицерах крепнет понимание того, его приказы не обсуждаются. И все они верят, что он и вправду Длань Господня. Ну, а иначе как у него все получается?

Дойдя до условного места, он отправил людей снять заслон с дороги и сказать, что бы фон Финк и Роха отходили побыстрее.

Пока ждали их, повалил снег, он был все такой же мокрый, как и утром. Он падал и тут же таял. Земля стала еще более мокрой и вязкой. И это было как раз ему на руку. Вскоре из снежной пелены вышли солдаты фон Финка и Рохи. Их встречали радостными криками, а они спрашивали, как все прошло в лагере врага. А те солдаты, что были в лагере горцев, хвалились славным дельцем.

Волков поставил в арьергард Брюнхвальда и быстро пошел к себе, в Рыбачью деревню.

Ему бы порадоваться, да опять стала донимать его хворь. Ехал, старался в седле держаться ровно и не раскачиваться, чтобы со стороны все думали, что с ним все в порядке. Даже нога так его не донимала, как этот чертов жар. Он сопел и молчал, так и ехал, ни с кем не желая говорить. Роха подъезжал, что-то спрашивал, так он едва отвечал ему. Фон Клаузевиц тоже, он ему лишь кивнул. Наверное, они подумали, что он размышляет о чем-то или чем-то недоволен. Но он просто старался не упасть.

Ему было так жарко, что хоть снимай с себя все. Но раздеваться было нельзя. Так и ехал до самого лагеря.

В лагере, собрав последние силы, слез с коня, хоть и не без помощи Максимилиана. В праздновании победы, что хотели устроить барон и господа кавалеры, вежливо отказался. Собрал все силы, без помощи и, как ему казалось, твердой походкой дошел до шатра. И лишь когда полог за ним сомкнулся и он остался с братом Ипполитом и Увальнем, лишь тогда он, не снимая доспеха и не отвязывая меча, с шумом и лязгом рухнул на кровать.

Сил у него больше не было.

— Не засыпайте, господин, — теребил его монах и фамильярно тряс его за голову, схватив за нижнюю челюсть, — не закрывайте глаз, нужно выпить зелье. Не выпьете, так завтра встать не сможете. Не сможете встать! Слышите, что я вам говорю?

Только лишь это вернуло его в сознание. Нет, конечно, он выпьет зелье, выпьет. Враг не даст ему полежать и поболеть. Он должен быть в силах. Он должен к утру быть готовым ко всему, поэтому он пил. Он пил мелкими глотками мутную кисло-соленую бурду, а сам последними всполохами сознания строил планы на следующий день.

Ведь у него было много дел. Так много дел…

Опять зелье помогло ему. Утром он нашел в себе силы встать. Мог бы дольше валяться, да пришел Максимилиан и доложил, что Пруфф наконец притащил пушки в лагерь. Пришел на заре, и, несмотря на раннее утро, как всегда был раздражен и сварлив.

Просил Волкова принять его. Максимилиан по возможности оттягивал доклад, так как Волков спал, но капитан Пруфф сел возле шатра и ждал, пока кавалер проснется.

Монах помогал ему одеться, Увалень принес теплой воды для мытья. Волков не спешил, ему нужно было прийти в себя. К тому же рана над обрубком уха саднила. И даже горела.

— А ну, взгляни, что там с ухом, — сказал он монаху, когда уже был и умыт и одет.

— Господи! — сразу воскликнул тот, как только взглянул на рану, сразу добавил. — Воспалилась! Капитану Пруффу придется подождать еще, пока буду ее вскрывать и чистить.

— Нет, — Волков знал, что ждать капитану некогда, у него есть неотложное и срочное дело. — Увалень, зовите капитана.

Пруфф был явно недоволен. Печать из вечного его недовольства и заносчивости как обычно осеняла его лик.

Волков смотрел на него, склонив голову на бок, так как монах в это время, ничуть не заботясь встречей господ, рассматривал рану на его голове.

После низкого поклона капитан начал:

— Просьбу вашу, быть к вам со всей возможной поспешностью, я выполнил. Но хотел бы вам при том заметить…

Капитан Пруфф не договорил. Замолчал.

Брат Ипполит сильно стал давить на рану, чем вызвал у кавалера гримасу раздражения. Волков оттолкнул руку монаха и встал:

— Я признателен вам, капитан, что вы привезли сюда мои пушки, понимаю, каких трудов вам это стоило.