Светлана Тулина - Эра Мориарти

Я сел на кровати, пристегнул механистический протез, чьи бронза и хром вот уже четверть века заменяют мне правую руку, пощелкал сочленениями и поршнями, разгоняя атомный котел в плече из спящего в рабочий режим — и задумался. За иллюминатором моей каюты желтовато-серые сумерки типичной лондонской ночи плавно перетекали в серовато-желтые сумерки типичного лондонского утра. Для бренди, пожалуй, еще слишком рано, но вот хорошая сигара уместна в любое время суток. Вопли несчастной терзаемой скрипки, притихшие было, возобновились с новой силой. Я потер ухо здоровой левой рукой, запахнул полы теплого халата и вышел в коридор «Бейкер-стрита».

И тут же столкнулся с мисс Хадсон — точно так же кутающейся в халат, заспанной и очаровательно сердитой.

— Что это за …?! — начала она, игнорируя мое церемонное приветствие.

Из соображений приличий я не могу привести целиком и дословно ту фразу, которой юная суфражистка — надо отметить, куда менее деликатная, чем я в ее годы, — охарактеризовала разбудившее нас обоих безобразие. Могу лишь сказать, что кошка там тоже имелась в наличии. Вернее — кот. А еще там присутствовала дверь. И некое действие, совершаемое последней над некоей частью тела упомянутого кота — и в виду имелся отнюдь не хвост. Мда… наша секретарша порою бывает несдержанна на язык, но не могу не согласиться с тем, что данное ею определение показалось мне в то утро весьма точным.

Как бы там ни было, я вежливо указал мисс Хадсон на недопустимость подобных высказываний для пусть даже и современной, но все-таки девушки. В ответ она выдала презрительное:

— Ха! — обожгла меня высокомерным взглядом самых зеленых в мире глаз, фыркнула и скрылась в кают-компании. По зрелому размышлению я решил не навязывать ей свое общество, а насладиться сигарой и одиночеством на наружной галерее, опоясывающей нашу воздушную яхту по миделю. И, раз уж я не собирался снова подвергать себя риску быть испепеленным взглядами столь воинственно настроенной юной особы, проходя через кают-компанию, то самым логичным было воспользоваться выходом у пневматических лифтов. Что я и сделал.

Лондонское хмурое утро пахло дымной горечью и скверным табаком, от доков тянуло горелой резиной и ржавчиной. Странно, но тут, снаружи, скрипка плакала как-то особенно жалобно и отчетливо, хотя от каюты Холмса меня теперь отделяли четыре перегородки и коридор. Даже если он по своему обыкновению открыл на ночь окно — оно находилось с противоположного борта «Бейкер-стрита», и вряд ли даже самые пронзительные звуки…

— Что за мерзкие вопли, Ватсон? Мисс Хадсон протащила на борт котенка и засунула его в дымоход?

Запах скверного табака стал отчетливее. Я обернулся.

— И вам доброе утро, Холмс.

Он стоял, облокотясь о перила и пуская клубы вонючего дыма зажатой в углу рта трубкой. Неизменные гоглы, цилиндр, крылатка — в отличие от меня, Холмс был одет так, словно собрался идти на прием или только что вернулся с оного. Последнее, впрочем, вполне могло соответствовать истине.

— Вы не ответили на мой вопрос, Ватсон. Но при этом ничуть не смутились, из чего можно сделать вывод, что вы не собираетесь покрывать нашу милую эмансипэ — а, значит, она тут ни при чем. Что ж, пойдем, поищем эту громкоголосую тварь, раз уж у нас все равно есть три четверти часа в запасе.

Виновник ранней побудки обнаружился в кабине лифта — именно благодаря акустике пневмотрубы его вопли о помощи и показались нам столь громкими. Был он маленький, мокрый, несчастный и похожий более на скомканную половую тряпку, забытую уборщицей, чем на живое существо. Стоять он не мог, лежал на рифленом металлическом полу и орал. Позже мы пытались выяснить, как он туда попал — а главное, кто замкнул реле, вернув лифтовую кабину к нашему дирижаблю от причальной мачты, но не преуспели. Мисс Хадсон яростно отрицала свою причастность, как и мальчишка-слуга, разбуженный и допрошенный сразу же после того, как несчастный котенок был насухо вытерт, водружен на обеденный стол и напоен молоком. Помню, я отметил, что он почти не пах кошкой — только дымом, мокрой шерстью, металлом, жженой резиной и — почему-то — хорошим кофе, типичный лондонский зверек, не имеющий собственного запаха. Как бы там ни было, личность пронесшего его на борт так и осталась загадкой — две самые вероятные кандидатуры не сознались, подозревать же в столь странном поступке капитана Коула никому и в голову не пришло, а больше на борту «Бейкер-стрита» никто не жил, и потому загадка так и осталась неразгаданной. К тому же когда котенок был лишен всех пластов изначально покрывавшей его грязи и насухо вытерт салфетками, обнаружилась еще одна его особенность, потрясшая наше воображение куда сильнее.

Котенок имел лишь одну целую лапку. Левую переднюю. На месте же трех остальных у бедолаги торчали лишь культяпки длиною не более фаланги мужского пальца. Стоять он не мог — опрокидывался набок. Впрочем, это ничуть не помешало ему вылакать целое блюдце молока, а потом начать энергично вылизываться — очевидно, наши салфетки не показались ему достаточно чистыми.

— Что за бесчеловечное чудовище могло сотворить такое?! — воскликнула мисс Хадсон чуть ли не со слезами в голосе, и я только было успел порадоваться, что она вовсе не столь кровожадна, как хочет казаться, как она добавила, гневно нахмурившись: — Я бы за это убивала! Сама! Голыми руками!! Чудовищно, просто чудовищно и бесчеловечно…

— Тут я с вами соглашусь, действительно бесчеловечно… — я мягко опрокинул котенка на спину и профессионально ощупал культяпки, которыми он тут же принялся ловить мои пальцы, громко урча. — И мы ее уже почти убили.

— Что вы имеете в виду?! — воскликнула мисс Хадсон, хмурясь еще больше, она всегда воспринимала непонятное как личное оскорбление. Холмс же лишь снисходительно хмыкнул. Полагаю, он давно уже все понял.

— Он имеет в виду природу, милочка. В послевоенные годы все больше рождается таких вот уродов. И не только среди уличных кошек или бродячих собак. Раньше бы они не выжили, но сейчас, благодаря пропитавшей Лондон живительной радиации, некоторым удается. Не знаю, задумывался ли кайзер о столь отдаленных последствиях атомных бомбардировок, но не могу исключать такую возможность. Столица Британской империи, заполоненная одноногими котами и червеобразными собаками… Меня просто в дрожь бросает от подобной перспективы!

Холмс передернул плечами и повернулся ко мне:

— Надеюсь, мой друг, вы сумеете применить свои медицинские знания и усыпить этого уродца быстро и безболезненно?

— Вы!.. Вы сами чудовища! Бессердечные, злые! Вы!.. Вы звери, господа! — возмущенная до крайности мисс Хадсон топнула ножкой и выскочила из кают-компании, бросив в наш адрес напоследок самое страшное оскорбление — Мужчины!!!