Евгения Лифантьева - Там, за зеленой звездой

Но все же много — слишком много, по мнению общинников, — банд до сих пор продолжало кочевать по лесам и степям Земли. Во многих племенах сохранились остатки каких-то странных, порой жутких религий, которые были модны перед катаклизмом. Столетия одичания извратили идеи, и теперь было невозможно разобраться, откуда происходят те или другие ереси. Одни из дикарей поклонялись более или менее известному по писаниям Сатане, которого волхвы считают одним из образов Игрока, другие — малопонятному Мелькору, третьи — трехрогой лосихе, четвертые — бронзовому фаллосу. Общим было лишь то, что почти все еретики считали, что их боги — садисты-извращенцы, которым доставляют удовольствие чужие страдания. Поэтому повсеместно практиковались кровавые жертвоприношения.

— Постараемся быть поосторожнее, — сказал Тихон. — Как-то не хочется встречаться с дикарями.

Его опасения вскоре подтвердились.

Для отдыха походники выбрали крохотный островок в устье впадающего в реку ручья. Берега ложбины, по которой протекал ручей были илистыми, заросшими ивняком, а сам островок — песчаным, намытым течением над обломком какой-то бетонной конструкции. Ребята не стали гадать о том, что же тут было когда-то. Земля полна останками прошлого. Тихон не раз бывал в местах, где когда-то шумели города предков. Теперь это больше всего напоминало участки полуразрушенных скал-останцов. Бетон крошился и превращался в щебень. Металл рассыпался бурой пылью. Остовы кирпичных зданий, зияющие оплывшими оконными пролетами, еще сохраняли намек на то, что они были когда-то человеческим жильем. Более или менее сохранились лишь те строения, которые возводились из синтетических материалов. Но таких было немного, хотя именно они сильнее всего привлекали внимание кладоискателей. Системы защиты зданий, построенных перед самым катаклизмом, давали надежду на то, что дикари за прошедшие столетия не сумели проникнуть внутрь.

Но то, на чем вырос островок, было лишь куском бетона.

— Рыбачить будем? — вдруг спросил Демид. — Запасов у нас достаточно, но почему бы не сэкономить? Кошачьей добычи на всех не хватит.

— Отлично! — согласилась Любава. — Только инициатива наказуема.

Демид рассмеялся:

— Достань из моего рюкзака наконечник для остроги. А я пока вырежу древко.

Раздевшись до трусов, Демид осторожно вошел в воду, но добраться до берега ему не удалось — слишком топкое дно.

— Кто только придумал тут останавливаться! — выругался он, возвращаясь на островок.

— Ты сам предложил, — с притворно-невинным видом ответила Любава. — Лучше вон туда посмотри!

Тихон повернулся туда, куда показывала девушка, и пожал плечами:

— И впрямь — топляка тут достаточно.

Чуть ниже по течению реки шла цепочка отмелей, образовавшихся, как и островок, на котором они расположились, над обломками каких-то древних руин. Пространство между ними было забито стволами деревьев, принесенных сюда течением.

Демид, досадуя, что сам не догадался, доплыл до ближайшего островка и выбрал палку покрепче. Вернулся к остальным походникам, сунул древко будущей остроги Любаве. Девушка, продолжая ехидно улыбаться, быстро прикрепила к палке стальной наконечник и привязала к нему крепкую бечевку. Демид проверил прочность получившейся конструкции, удовлетворенно кивнул:

— А теперь не шумите тут, рыбу не пугайте.

— А мы хотели было уж пляски устроить, — ответила Любава. — Ладно, Демка, не дуйся, просто у меня на душе неспокойно.

Разом оттаявший Демид кивнул девушке и осторожно зашел в воду. Если в ручье дно было топкое и илистое, то в реке — чистое и песчаное. Демид по каким-то одному ему понятным приметам выбрал подходящее место и застыл с поднятой острогой. Ждать пришлось недолго. Тренированные охотники из общин могли часами стоять неподвижно, дожидаясь зверя или, как сейчас, идущего на нерест осетра. Но демонстрировать выучку Демиду не понадобилось. Уже через несколько минут крупная рыбина неосторожно оказалась на расстоянии удара острогой. Демид резко присел, всаживая свое оружие в блестящий сталью бок осетра. Рыба рванулась, но охотник дернул за бечевку, и начал потихоньку отступать к островку.

Через несколько секунд все было кончено. Осетр бился на песке, не в силах избавиться от глубоко засевшего наконечника остроги. Демид лишь придерживал древко, дожидаясь, когда рыбина выдохнется.

Когда осетр затих, Миу, с интересом наблюдавшая за действиями людей, осторожно подошла к шевелящейся рыбине. Но вдруг осетр резко дернулся и ударил кошку хвостом. Миу взмявила и совершенно по-звериному накинулась на обидчика. Несколько мгновений — и она перекусила ему хребет.

— Мя! — гордо сказала кошка, придерживая лапой обмякшую рыбью тушку.

— Что «мя»? — словно человеку, ответил ей Демид. — Не лезь, куда не надо. Осетры — твари живучие. И сильные.

— Мя? — снова сказала кошка.

— Естественно, поделимся, — ответил Демид.

Тут только до Тихона дошло, что его друг разговаривает с кошаком вроде бы словами, но на самом деле общение идет на телепатическом уровне. Видимо, понимание и подстройка могут быть и неосознанными, как сейчас. Хотя не понять, что хотела сказать кошка, было бы трудно.

«Интересно, — подумал Тихон. — Значит, телепатия напрямую связана с подстройкой. У Демида не было и зачатков телепатических способностей. Он очень сильный боец, способный уплотнять Силу, превращая ее в оружие. Но не телепат».

«Все могут говорить без слов, — вдруг возникли в голове у Тихона мысли Миу. — Только не знают об этом. Или не хотят слушать».

«Ты права, — так же мысленно отозвался парень. — Все начинается с желания слушать. И слышать».

«И не только тех, кто думает словами. Слушать меня. Слушать рыбу. Слушать реку».

«Ты убила осетра, чтобы его не слышать?»

«Да».

Впрочем, запеченная в углях рыба кошке пришлась по вкусу.

Спали по очереди. Тихону пришлось дежурить в сумерки. Парень, не надеясь на то, что в неверном дробящемся свете сможет что-то рассмотреть, улегся на песок и попытался охватить окрестности «внутренним» зрением. Звуки смешивались с запахами, рождая объемную картину: берег реки, лента ручья, темные пятна болотистых зарослей, холодные блестки плывущих рыб и пунцовые точки — теплокровных, прячущихся в ивняках. Не крупные. Не опасные. Привычные обитатели речных берегов: бобры и щелезубы, птицы и шерстистые ящерицы…

Тихон словно растекся, растворился в шелесте листьев и журчании воды. Его самого не было, была река, ручей, щелезубы и птицы… Он снова чувствовал, как сквозь него течет время, когда-то взъярившееся, вставшее на дыбы, но сейчас успокоившееся, нашедшее новую дорогу среди теснин иной реальности. Так реки, когда-то повернувшие к Русскому океану, сначала крушили все на своем пути, но потом, пробив новое русло, успокаивались и становились тихими и ласковыми, готовыми поделиться добром с обитателями своих берегов.