Том Светерлич - Завтра вновь и вновь [litres]

Гаврил берет солодовое пиво, а я предпочитаю шоколадный стаут.

– Так кто такая Альбион? – спрашивает – Гаврил.

– Я работаю на человека по фамилии Уэйверли, – объясняю я. – Альбион – его дочь. Я ищу ее в Архиве. Теперь у меня установлен АйЛюкс.

– Как это ты сподобился?

– Бонус от фирмы. Никогда не слышал о компании «Фокал нетворкс»?

– Еще как слышал, – говорит он. – Постой, так ты на этого Уэйверли работаешь? На Теодора Уэйверли?

– И откуда ты о нем знаешь?

– Да мать твою за ногу, Доминик, он же практически изобрел Начинку. Во всяком случае, в нынешнем виде. По радио о нем рассказывали. «Фокал нетворкс» – это мозговой центр республиканцев. Они определяют политику Мичем.

– Охренеть.

– Ага, брательник. Еще как.

– Я в этом не замешан, – говорю я. – Как я уже сказал, я лишь выслеживаю Альбион.

– Странное имечко. Красивое, но странное.

– Ее стерли из Архива. Я проверял университеты, департамент труда и статистики, кэш «Гугла» и «Фейсбука», «Твиттер», «Линкедин», проводил поиск по тегам. Пусто. Я написал библиотекарям мемориала Стального города, и здешнего, и в Джонстауне, направил официальный запрос Союзу граждан Питтсбурга и корпорации «Архив» в Вирджинии…

Приносят чизстейки, и Гаврил спрашивает, с чего вдруг человеку вроде Теодора Уэйверли понадобился именно я, почему, имея стольких программистов и исследователей в собственной компании, такой богач решил вытащить меня из программы по реабилитации и поручить это дело.

– Ты о чем это? – спрашиваю я.

– Доминик, пойми меня правильно, – это в самом деле вопрос. Теодор Уэйверли мог нанять всю фирму Куценича, если б захотел. Мог бы даже АНБ попросить сделать ему одолжение, понимаешь? Но он выбрал тебя, моего брательника Доминика. Бессмыслица какая-то.

– Он разговаривал с Куценичем, но тот сказал, что я его лучший исследователь, – объясняю я. – Сливки всегда поднимаются на поверхность. Ты лучше послушай: когда я начал искать Альбион, то проводил поиск по фото и получил почти тридцать тысяч результатов, но все с вероятностью совпадения меньше двух процентов, и решил, что их подчистили…

– Сливки? Это дерьмо всегда всплывает на поверхность.

– Ты послушай. Я пролистал результаты, и, конечно же, Паук выдал рыжих, но и только, ни единого совпадения с Альбион. Хотя один результат имел около семи процентов совпадения, так что я его проверил. Это оказалось мутное фото, снятое в темном уголке питтсбургской художественной галереи «Современные формы», на поэтических чтениях. Лицо было в тени, и я не мог понять, Альбион это или нет, но в тот вечер я сам был там. Я находился на сцене, дожидался своей очереди читать. Я увидел себя…

– Ох, прям мурашки по коже.

– Я был в рубашке с галстуком и совсем тощим. Выглядел двенадцатилетним.

Гаврил расплачивается и не дает мне поучаствовать. Он обещает разнюхать по поводу фото Альбион, может, найдет что-нибудь о ее работе в модельном бизнесе, хотя и сомневается. Он предлагает мне оставить каталог себе, но когда мы возвращаемся в его квартиру, за несколько минут я сканирую каждую страницу и сохраняю в электронном виде. Гаврил приглашает меня остаться и выпить с ним, но мне надо работать, и я говорю, что пропаду на некоторое время.

Шестнадцать часов погружения и восемь часов вне Архива – перерыв на сон, сортир, душ, еду и сообщение для Гаврила или Тимоти, что я еще жив. Еда навынос в «Генерале Тсо» и два литра пепси. Овсянка быстрого приготовления на завтрак и обед. Сон урывками на три-четыре часа, а потом новое погружение. Самая чистая ниточка к Альбион – через Пейтон Ганновер, и я пытаюсь воссоздать ее жизнь, найти, где еще она пересекалась с Альбион.

Я отслеживаю Пейтон до предыдущей квартиры, в лофте на Рейлроуд-стрит, тогда татуировка Пейтон была еще бесцветной, лишь контуры сложного цветочного узора. Затем дальше в прошлое, к первому курсу в Чатеме, когда у нее и вовсе не было татуировки, она обитала в общежитии и стриглась коротко, по-мальчишески, с четким пробором как у Томаса Эллиота. Я слежу за ней. По утрам Пейтон ездит на велосипеде, свой розовый шлем она держит в коробке из магазина Шнайдера, привязанной сзади к раме.

Ездит она по главным улицам, так что не исчезает из поля зрения – от камеры к камере: блондинку записывают камеры безопасности, видеорегистраторы, глазные камеры. От Рейлроуд-стрит к Смолман-стрит через район Стрип до Лоуренсвила. Я следую за ней. Лица в проезжающих машинах расплываются, как лепестки на мокрой черной ветке, случайно запечатленный фон вокруг Пейтон. Эти пустые лица меня бесят. Как будто пытаются привлечь мое внимание. Словно хотят, чтобы я их заметил, отвернулся от Пейтон и наполнил их черты обрывками воспоминаний, но мне нечего о них вспомнить, я не могу оживить их никакими подробностями или воспоминаниями. Я никогда их не знал, и они мелькают на периферии зрения.

Прежде чем Пейтон добилась успехов в моделировании одежды, она работала официанткой в «Кола кафе». Она носит черные джинсы в облипку и обтягивающие футболки с названиями старых групп – Centipede Eest, Host Skull, Lovebettie, Anti-Flag. Подает французские тосты с лимонным соусом и разливает латте за прилавком, а между заказами убирает посуду. Я наблюдаю, как она грациозно скользит по узким проходам между столами. Мы с Терезой приходили сюда на поздний завтрак по воскресеньям, и АйЛюкс вытаскивает из моей памяти жену – она уютно устроилась в уголке, с чашкой кофе и теплой банановой булочкой, читая «Пост-газетт».

– Кажется, я не рассказывала о моем новом знакомом из ботсада, – говорит Тереза. – Не возражаешь, если я доем твою порцию?

– Нет. Продолжай.

– Вкуснотища, – говорит она, намазывая на банановую булочку ягодный крем.

– Так этот твой знакомый?..

– Ну так вот, этот человек подошел ко мне после выставки «Цветы Таиланда». Ему лет сорок с хвостиком, наверное. Я заметила его во время экскурсии – замызганная толстовка, джинсы с огромными дырами. Он болтался поблизости, пока все не разошлись, и спросил, не выращиваем ли мы в теплице травку.

– Серьезно? Да ты меня разыгрываешь.

– Он сказал, что с удовольствием покажет мне передовые методы выращивания, лучше наших. Тогда я объяснила, что мы не выращиваем травку, ему следует связаться с питтсбургским Союзом любителей каннабиса. «А что такое каннабис?» – спросил он. Я ответила, что так называется травка. И знаешь, что он сказал?

– Ты только что это выдумала, да?

– Он сказал: «Вот черт! То есть они курят травку и едят людей?»

В такие дни мы с Терезой долго сидели за кофе – она работала над книгой, совмещая свою диссертацию с рассказом о путешествии в Таиланд, куда она ездила в колледже. Книга об экологии, сельском хозяйстве и местной кухне. Либо Тереза оттачивала заявки на грант или пресс-релизы о парке, который она создала, ей хотелось однажды превратить эту работу в собственную некоммерческую организацию, поддерживать городское огородничество по соседству.