Том Светерлич - Завтра вновь и вновь [litres]

Глядя в окно на снегопад, я замечаю стоящего на парковке мужчину в шерстяном пальто, черном или темно-сером. У мужчины седые волосы. Он смотрит на меня, в точности как я на него, и снег собирается на его плечах и макушке, но в такой темноте лица не разобрать. Когда я поворачиваюсь обратно к девушкам, вместо Альбион уже Чжоу. А мужчина на улице исчез – следы на снегу ведут к дому. Он идет сюда. Я пытаюсь выбраться из Города, но систему заклинило. Я парализован. Система безопасности Начинки вспыхивает красными предупреждениями, сообщая о грозящем сбое сети, но я не могу выбраться.

Дверь студии открывается, и мужчина входит, отряхивает снег с ботинок и снимает пальто.

– Ты кто? – спрашиваю я.

– Имя мне – Легион, – отвечает он.

Я узнаю его, это тот человек в высоком кресле, которого я видел в квартире Альбион, на нем футболка с надписью «Болван». По идее я мог бы протиснуться в дверь мимо него, но он держит меня под полным контролем, я не способен пошевелиться.

– Доминик, верно? – спрашивает он. – Джон Доминик Блэкстон, правильно?

– Ты работаешь на Уэйверли?

Болван улыбается.

– Я так понимаю, ты очередной наркоман Уэйверли, – говорит он. – Печально.

– Кто ты?

– А кто ты? – откликается он. – Джон Доминик Блэкстон, Эллсворт-авеню 5437, Питтсбург, Пенсильвания. Соискатель степени по литературе и визуальной теории в университете Карнеги-Меллона и Вирджинском университете, до недавнего времени – помощник архивариуса «Куценич групп». Злоупотребление наркотиками. Постоянный апгрейд Начинки. Скучная жизнь, но у тебя была любовь. Ты кучу времени тратишь на погружения, чтобы встретиться с женщиной по имени Тереза-Мари Блэкстон. Твоей женой…

– Не произноси ее имени. Не смей произносить ее имя.

– Я же верно излагаю, да? Ты загрузил больше часов одинаковых воспоминаний, чем кто-либо, кого я имел удовольствие знать. Большинство людей наносят кратковременные визиты в Архив, вспомнить счастливые моменты или былую нормальную жизнь, навестить любимых на день рождения или в годовщину смерти. Большинство отдает дань уважения умершим раз или два в год, но ты другой. У тебя прямо мания. Снова и снова ты ужинаешь с женой в чайной «Спайс айленд», чтобы услышать, как она объявит о второй беременности, и погрустить о первой.

– Не смей о ней говорить! – ору я, но голос пропадает, когда Болван шепчет: «Заткнись».

– Я наблюдал, как умерла твоя жена в тот день, потому что мне стало любопытно, хотелось понять, что такого особенного ты в ней нашел. А сам-то ты видел, как умерла твоя жена? Она была на девятом месяце, да? Она ходила за покупками по Шейдисайду, а там полно камер, так что ее смерть видно очень хорошо. Ты не часто смотришь этот момент, да? Слишком болезненно, надо полагать? В магазине «Кардс анлимитед» есть витрина с футболками. Футболки со всякими тупыми или похабными надписями. Твоя жена как раз читала похабную надпись, когда умерла. Интересно, а ребенок толкался, когда упала бомба? Может, он знал, что никогда не родится. Кто это был, мистер Блэкстон, мальчик или девочка?

Он позволяет мне пошевелиться и закричать, и я трясу его, но прикасаться к нему – все равно что к мешку с песком, он тяжелый, слишком тяжелый для настоящего, и я понимаю, что он нереален, мы оба нереальны, конечно же, мы ведь вообще не здесь, никакого «здесь» просто не существует.

– У тебя должна была родиться девочка, – говорит Болван. – Я все про тебя знаю. Тебя легко отследить. Твое пристрастие к наркотикам, больницы, лечение. Все это записано. Твоя смерть очень хорошо задокументирована, как и смерть твоей жены, только твоя смерть медленная, растянута на годы. Ты простой человек. Никаких загадок. Именно из-за этой простоты я дам тебе второй шанс, который обычно не даю.

Я слишком озадачен происходящим, чтобы в полной мере понять угрозу. Пытаюсь найти его профиль в соцсетях, хотя бы имя, но на его профиле лишь ухмыляющаяся голова свиньи с высунутым языком, беспрерывно тарахтящая: «Болван, болван, болван».

– Это ты ее удалил? – спрашиваю я.

– Думаю, я понимаю твою мотивацию, – говорит он. – Ты взялся за это дело из-за проблем с правоохранительными органами, тебе нужна чистая биография и какая-нибудь доходная работенка. Но главное – ты эмоционально втянулся из-за жены. Вообще-то, мне тебя жаль. Не хочу быть несправедливым, Доминик, но у меня контракт, который я должен чтить превыше всех остальных соображений. Тем не менее, думаю, мы можем прийти к взаимопониманию. Ты меня слушаешь?

– Да.

– Перестань искать девушку, которую ты знаешь как Альбион. Сию же минуту. Найди другой способ зарабатывать на жизнь. Не работай больше на Уэйверли, брось это занятие. Иначе мне придется принять меры.

– Какие?

– Взгляни на эту прекрасную девушку, Пейтон Ганновер, – говорит он, обращая мое внимание на то, как Чжоу приподнимает волосы Пейтон, чтобы надеть на нее корсет от платья. Через секунду тело Пейтон скукоживается, рот выворачивается наизнанку, зубы и десны взрываются мокрыми брызгами и стекают по шее к груди, ее лицо расплывается, тело оседает, белокурые волосы выпадают клочками, гениталии открываются, из них на пол хлещет жидкость. И вот уже лежит только искореженное тело. Я пытаюсь это выдержать и смотрю на Пейтон, показывая, что угрозы Болвана на меня не действуют, но ничего не выходит. Я отворачиваюсь.

– Представь, что твоя жена… – говорит – Болван.

– Боже мой! – Его слова врезаются в меня молотком. – Пожалуйста, не надо. Пожалуйста…

– Уже можно смотреть, – говорит он, я снова поворачиваюсь, и Пейтон уже нет, вместо нее расплывается клякса, словно воздух мазнули вазелином.

– У меня есть доступ к программе «Червь Рейнера-Нордстрёма». Знаешь, что это?

– Нет.

– Модификация Паука. За одно мгновение я могу осквернить каждое воспоминание, каждый миг твоей жены в Городе. Могу повредить ее записи, так что даже твой АйЛюкс не сумеет добраться до тех воспоминаний о жене, которые тебе так дороги. Я запущу червя, и она исчезнет. Тебе понятно?

– Да, – отвечаю я. – Да. Я понял.

– Задай себе вопрос: стоит ли потеря жены во второй раз твоей преданности Уэйверли. Думаю, что нет.

– Зачем ты это делаешь?

– Ты меня не слушаешь. Если я пойму, что ты не оставил в покое Альбион, то мы предпримем против тебя меры. Непременно. Все ясно?

– Да, – говорю я. – Я понял.

– Думаю, ты знаешь, где выход.

При выходе у меня кружится голова, Архив – расплывается, но потом восстанавливается, и я – оказываюсь на парковке, под светящимися окнами мастерской Альбион. Снег валит мягкими хлопьями и хрустит под ногами, шквалистый ветер кидает в лицо ослепляющую пелену снега с сосновых ветвей. Домой, домой – в квартиру двести восемь. Я снимаю мокрую одежду в прихожей. Тереза спит, и я прокрадываюсь в постель рядом с ней. Тереза. Я обнимаю ее и прижимаю к себе, ощущаю искусственное тепло тела, и как поднимается грудь от дыхания, пытаюсь удержать ее и не потерять то, что уже потерял.