Том Светерлич - Завтра вновь и вновь [litres]

– Не хочешь прогуляться? – спрашивает она в разгар завтрака, поднимая голову от своей работы.

Она приоделась для выхода и в это утро выглядит почти как наездница – белая блузка и бежевые брюки, заправленные в красные кожаные сапоги до колен. АйЛюкс безупречно загружает воспоминания, даже волосы Терезы в тени приобретают цвет мокрого песка, а на свету соломенные.

– С удовольствием прогуляюсь, – отвечаю я.

Мы идем по Пенсильвания-авеню в Лоуренсвиле, до самого ее конца тянется пестрая смесь бутиков и кафе, бульвары с деревьями и обновленные дома. Деревья в цвету. Мы держимся за руки, разглядываем витрины и иногда заходим в магазинчики. В «Пейджбое» Тереза копается в развешанной одежде в поисках винтажной. А я тем временем скучаю, прислонившись к стене, и читаю прихваченную с собой книжку. Но как же я теперь злюсь на себя за то, что не пользовался этими моментами…

Только один рекламный щит портит впечатление от начала дня, на нем изображен обугленный и окровавленный зародыш религиозной кампании против абортов. Этот щит висит здесь много лет, изображение успело выцвести. «Какое дурновкусие», – когда-то говорила Тереза, но после потери ребенка она просто не выносила этот щит.

Она побежала в туалет на стадионе «Хайнц-филд», смутившись, когда начались преждевременные схватки, но потом увидела кровь и вернулась на горчично-желтые сиденья вся в слезах, но ради меня хотела остаться до конца игры, потому что билеты были дорогие и достать их оказалось нелегко, а я всегда так хотел посмотреть эту игру. Она умоляла меня остаться, но истерически всхлипывала: «Ну почему? Почему?» Это была наша первая попытка. В тот вечер больница была переполнена. Мы прождали долгие часы, пока пришли результаты анализов и врачи объяснили, что произошло. Я прилег рядом с ней на больничную койку, слишком измотанный и потрясенный, чтобы плакать, мы обнимали друг друга, пока по телевизору не закончилась игра, и обещали, что снова попытаемся, обязательно попытаемся.

– Это невыносимо, – говорит Тереза о рекламном щите.

Она потрясена и извиняется передо мной за то, что испортила нам утро, расстроившись; говорит, что это глупо, но щит ее тревожит, задевает за живое, хотя она видела этот зародыш уже много раз. Я успокаиваю ее и заверяю, что такие щиты вообще нельзя ставить в городе, и пусть выплачется, это нормально… Я постоянно ей это твержу, утешая ее или пытаясь утешить, но сейчас мне хочется рассказать о том, что я уже знаю: через несколько лет мы снова попробуем, и однажды за ужином она удивит меня признанием, что у нас будет дочь, однако я выбрасываю эту мысль из головы, ведь вторая беременность закончится во вспышке света.

Мы ныряем в «Пейвмент», чтобы она могла вытереть слезы в туалете. Бамбуковые полы, сложенные футболки на столах, сарафаны на вешалках. Паук присылает оповещение – то, что я ищу, где-то поблизости. Оповещение приводит меня к дверям бутика, где витрину украшает коллаж с рекламными постерами рэп-певцов, учебниками китайского языка, книгами по йоге и глянцевыми журналами с продающимися здесь марками одежды – «Зето», «Пенни-лейн», «Ворон и медведь». Паук приводит к «Ворону», на фото сексуальная Пейтон Ганновер в библиотеке с кожаными диванами. Пейтон тянется к верхней полке с книгами, обнажая длинное белое бедро между синей юбкой в клетку и синими гольфами по колено. «Чуть-чуть повыше» – написано курсивом.

Быстрый поиск по «Ворону и медведю» выдает список архивных сайтов и значится в питтсбургском деловом справочнике как бренд модной одежды, но закэшированная страница компании повреждена, все прямые ссылки на нее не работают. Я добавляю фильтр, чтобы включить в поиск только текст с фото, и нахожу другие рекламные плакаты «Во́рона и медведя», почти на всех Пейтон с ее волнами золотистых волос и такими голубыми глазами, что они кажутся кукольными. Бренд предпочитает эстетику матчей по поло, частных школ для девочек и сельских джентльменов; на фото женщины потягивают чай или играют в крокет, а Пейтон в твидовых брюках и клетчатых жакетах, в аккуратных блузках и шейных платках – мужская одежда подчеркивает фигуру модели.

Я нахожу фото Пейтон в других архивных рекламных кампаниях, на разворотах в журналах Maniac и Whirl, даже несколько фото для American Eagle, но для образа «девушки по соседству», характерного для этой марки, она слишком воздушна. Реклама «Ворона и медведя» выглядит по-другому, на остальных фотографиях Пейтон кажется ледяной богиней, неприступной красавицей, но у «Ворона» она более домашняя, я будто смотрю на личные фотографии, а не на рекламу. Эти снимки по стилю напоминают ту первую фотографию Альбион. Я вспоминаю Пейтон и Чжоу в лифте, когда каждый жест Чжоу копировал жест Альбион, вспоминаю, как Пейтон и Альбион красили ткань в квартире, воображаю, как Альбион делает эти фотографии Пейтон в клетчатой юбке и просит ее принять ту или иную позу.

По данным Архива, Пейтон Ганновер прибыла в Питтсбург из местечка Дарвин в Миннесоте, с населением в триста восемь человек. Ее родители живут на пенсии во Флориде. Они установили виртуальный мемориал. Пейтон – их младшая дочь из пяти детей, но я лишь несколько минут просматриваю в мемориале ее детские фотографии, видео с празднования Хеллоуина, сногсшибательные снимки с выпускных экзаменов, она выглядит слишком идеальной для толстяка в смокинге, цепляющегося за ее корсаж. Я подумывал поговорить с ее родителями и узнать, не упоминала ли Пейтон девушку по имени Альбион, но мне слишком хорошо знакомо чувство утраты, и я не хочу тревожить их воспоминания. Им и так досталось.

Первый раз Пейтон появилась в Архиве как первокурсница университета Чатема. Короткие джинсовые шорты и ботинки со стальными мысками, университетская толстовка. Пейтон сидит в уличном кафе, в окружении цветущих подсолнечников, и читает «Джейн Эйр», не замечая, какое внимание ее ногам уделяют сидящие неподалеку мужчины среднего возраста. Когда она говорит, в голосе слышится акцент Миннесоты.

Оказавшись в большом городе, восемнадцатилетняя девушка стряхивает с себя пыль маленького. Я слежу за ней: вечеринки по выходным, девушки на замызганных диванах, что-то потягивающие из красных одноразовых стаканов, прокуренные подвалы с неопрятными мужиками, в руках у них банки с пивом. Пейтон среди них – как орхидея на овощной грядке, курит сигареты с мундштуком, время от времени щеголяет в монокле, агрессивно флиртует с другими девушками, которые, похоже, толком не понимают, как с ней себя вести. Поначалу она вела разгульную жизнь, напиваясь в стельку на вечеринках, приставала к девушкам и спала со случайными парнями. Она все обращала в шутку, но большую часть времени проводила в одиночестве, без друзей, не считая тусовок на вечеринках.