Том Светерлич - Завтра вновь и вновь [litres]

Я сообщаю об этом Альбион, когда она рисует, и она обнимает меня, пока я не перестаю дрожать. Она спрашивает, не нужно ли мне чего, и я отвечаю, что хочу поехать в Вашингтон.

– Не стоит. Ни к чему хорошему это не приведет.

Другие мои письма остаются без ответа, я пытаюсь связаться с его семьей, но получаю имейл от неизвестного отправителя, подписанное их адвокатом, с требованием больше их не беспокоить. Я не могу заснуть, все думаю о Симке, он предстает передо мной прямо как наяву, я вдыхаю аромат его одеколона и запах кофе в его дыхании, могу вытянуть ладонь в темноте и прикоснуться к его волосатой руке, а он хихикает над шутками и пытается развеять мою мрачность расспросами о «Битлз».

Альбион будит меня спозаранку и объясняет, что я кричал – мне снились кошмары. За грейпфрутом она спрашивает, не хочу ли я прогуляться по лесу, и мы едем на природу. Она расспрашивает сотрудников парка о разных маршрутах, но мы уже все их прошли. За пятнадцать долларов мы снимаем место под палатку и бродим по знакомым легким тропам. Я беру воду, хумус, питу и бутылку вина. Мы держимся за руки как друзья, которые однажды станут любовниками. Днем мы дремлем и снова отправляемся в путь до ужина, а вернувшись обратно к палатке, жарим грибы и картошку и выпиваем вторую бутылку вина.

Мы сидим у костра, и Альбион спрашивает, все ли в порядке.

– Нет, – отвечаю я. – Совсем не в порядке.

– Расскажи, – просит она.

– Его родные не ответили, не хотят со мной разговаривать. А я не знаю, где он. После первого письма от него никаких известий. И я ничего не могу для него сделать…

– Ты о Симке?

– Он женат, у него есть семья, – объясняю я. – Симка – один из лучших людей, которых я когда-либо знал. Он умеет сопереживать. Совершенно немыслимо, чтобы он был замешан в таком.

– Думаешь, он невиновен?

– Я уверен, что он невиновен. Не верю, что он продавал детям наркотики, он столько для меня сделал. Не верю. Его жизнь разрушили, как и жизнь всей его семьи.

– Иногда люди разочаровывают, – говорит она.

– Хватит. У него два сына, у которых больше нет отца. Нельзя и дальше игнорировать очевидное.

– Очевидное?

Она хочет, чтобы я это сказал?

– Кто-то его подставил, – говорю я. – Кто-то испоганил ему жизнь, вероятно, из-за его знакомства со мной. Может, они потеряли нас из вида и пытаются меня задеть, выманить.

– Уэйверли? – спрашивает она неуверенно, будто ей стоит труда произнести это имя.

– А сама как думаешь?

Альбион не отвечает, и мне плевать, если я ее задел. Через несколько минут она тушит костер и растворяется во мраке леса. Когда она убегает, ярость сдавливает мне горло, но больше всего расстраивает, насколько она сдержанна в эмоциях, и по отношению к собственным страданиям, и к чужим. Симка… Проклятье. Мебель, которую он делал, его дом у ручья в лесу, его сыновья… Все разрушено, и мне хочется завопить, однако я лишь в бессилии смотрю на костер.

Я слышу, как пробирается по лесу Альбион, она выходит в освещенный костром круг и садится рядом со мной, а не напротив. Кладет руку мне на колено и не убирает ее некоторое время. Потом вытаскивает из рюкзака зефирки маршмеллоу, нанизывает их на шампур и подносит к огню. И смотрит, как кубики загораются. Воздух наполняется запахом расплавленного сахара, и Альбион протягивает мне маршмеллоу.

– Я тебе помогу, Доминик, – говорит она.

– Мне? Или Симке?

– Не знаю, способны ли мы помочь Симке, но я покажу тебе кое-что, это пригодится.

– Пригодится? Каким образом?

– Я слишком долго это скрывала. Я заблуждалась, Доминик. Мне нужно это перебороть, положить конец мучениям.

Что-то в ней изменилось, между нами появилось больше тепла, она стала менее отстраненной и хрупкой, как будто предыдущие несколько месяцев мы только обрисовывали будущие отношения и вот наконец их достигли.

– Через пару дней мы снова пойдем в поход, – говорит она. – Он будет сложнее прежних. Отдохни. Мне понадобится купить кое-какое снаряжение, вероятно, съездить за ним в Кливленд. Поеду завтра утром, но это ненадолго.

Мы ночуем в палатке в разных спальниках, но Альбион берет меня за руку и прижимается ко мне. Когда я ее обнимаю, мое тело плавится как жидкий огонь, я притягиваю ее ближе, но мы даже не целуемся. Я утыкаюсь лицом ей в волосы, словно в цветочный покров. Ночью идет дождь. Я просыпаюсь раньше Альбион и смотрю на нее спящую. Выскальзываю из палатки. Сквозь деревья просачивается серый рассвет. Я слышу шорох и замираю, ярдах в тридцати от меня вскидывает голову олень. Но он не пугается и спокойно скрывается обратно в тумане.

Три дня спустя мы просыпаемся в темноте, еще до рассвета.

– Доброе утро, – шепчет она.

Яркость Начинки приглушена, на часах 3.47 утра. Альбион сидит на краю моей постели, лампа очерчивает ее силуэт.

– Ты не спишь? – спрашивает она.

– Не сплю.

– Кофе варится, я сделаю яичницу.

В дорогу Альбион берет только запас готовой еды – протеиновые батончики и другие сушеные продукты для походов, хватит на несколько дней, хотя мы планируем вернуться к завтрашнему вечеру. Мы разделили снаряжение, но она говорит, что моей главной задачей будет нести воду, нельзя ограничивать себя в воде, считает она, так что мы набиваем мой станковый рюкзак нашими запасами и водоочистителем. Я бросаю вещи в «Аутбэк», пока Альбион варит вторую порцию кофе и наполняет два термоса. Когда она подходит к машине, то вручает мне букетик цветов из сада – маргаритки, темные фиалки с желтыми пятнышками и что-то вроде миниатюрных подсолнухов.

– Это для Терезы, – говорит она.

Мы уезжаем еще до зари и по пути наблюдаем, как рассвет окрашивает небо в сиреневые тона, обжигает края облаков волнами пламени, розовой и мандариново-оранжевой. Мы едем в сторону Питтсбурга по шестьдесят пятому шоссе, идущему вдоль железной дороги, по которой тянутся стальные гусеницы поездов. Пестрые от граффити товарные вагоны и вагоны-платформы с тяжелым оборудованием – ярко-оранжевыми бульдозерами и экскаваторами; бесконечные контейнеры с радио-активными отходами. Насколько я понимаю этот процесс, в контейнерах стекло, побочный продукт очистки, предназначенный для захоронения в усиленных бетонных саркофагах, которые рассеяны по всей Пенсильвании, Западной Вирджинии и Огайо. Шоссе следует параллельно рельсам, а рельсы прижимаются к реке Огайо и бегут мимо трехступенчатых очистительных заводов для воды. Под одним из стальных мостов устроена цеолитовая дамба, вода с пеной прокачивается сквозь нее и фильтруется. Выглядит все это как большой торговый центр.

– Я увижу ее тело?

– Нет, ты ее не увидишь, – отвечает Альбион.

– Не понимаю, чего мне ждать.