Жан-Габриэль Косс - Цветные карандаши [litres]

Jean-Gabriel Causse

LES CRAYONS DE COULEUR

© Jean-Gabriel Causse, 2017

Переводчик Александра Василькова

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. Издательство «Синдбад», 2020.

Жан-Габриэль Каус – французский дизайнер.

Окончил школу рекламы в 1992 году, с 1993 по 2007 год занимался креативной рекламой в BBDO, BDDP & FILS и DDB.

В 2007 году он создал текстильную марку Bluebretzel.

С 2007 года Жан-Габриэль Каус дает советы по цвету во всех областях (автомобилестроение, текстиль, упаковка, дизайн интерьера и т. д.).

В Японии он является дизайнером группы Onward Textile, где с 2009 года он определяет цветовые диапазоны и создает события вокруг цвета.

Специализируясь на цвете, он подходит к нему не только с эстетической или модной точки зрения, но и с учетом влияния, которое они могут оказать на наше восприятие и наше поведение.

info@sindbadbooks.ru

www.sindbadbooks.ru

www.facebook.com/sindbad.publishers

www. instagram.com/sindbad_publishers

Серия волн длиной 580 нанометров возбудила средние колбочки зрительной системы Артюра Асторга – и электрическая активность тотчас достигла зоны коры его головного мозга.

Так на него действовал зеленый цвет. А точнее – светло-зеленые стекла солнечных очков его соседки, которую он упорно и даже не таясь разглядывал через распахнутое настежь окно. Его пленяли не ее маленькие крепкие грудки и не безупречные пропорции тела, угадывающиеся под небрежно запахнутым халатиком, – его завораживали сверкающие стекла больших очков, которые она носила дома, в помещении.

Всего в нескольких метрах от него она барабанила пальцем по клавиатуре BlackBerry. Эта молодая женщина частенько расхаживала полуголой по своей квартире в Четырнадцатом округе, с окнами без занавесок, но вот без очков он не видел ее никогда. Артюру не раз снилось, как он осторожно снимает эти очки, чтобы увидеть ее глаза, но на этом сон заканчивался. Он то и дело встречался с ней на улице – обычно она вела за руку дочку, девочку лет пяти или шести, – но заговорить не осмеливался. И куда только девалась его прежняя самоуверенность? Его было не узнать, он будто вылинял.

Едва родившись, Артюр стал подопытным кроликом довольно ловкого ангела-хранителя, который немедленно отправил его налево, то есть устроил так, чтобы он появился на свет на Левом берегу Сены (стало быть, довольно рано осознал ценность культуры), в семье левых интеллектуалов, да к тому же левшой. И потому Артюр всегда бессознательно считал себя не совсем таким, как другие.

Тот же левацкий ангел-хранитель, сделавший Артюра красавчиком, отправил его играть в регби и позаботился, чтобы во время матчей ему тумаками подправили нос. Появившееся сходство с Бельмондо привлекало к нему девушек – сначала в частных лицеях Сен-Жермен-де-Пре, потом в неплохой бизнес-школе. Ангел-хранитель наделил его и чуть выше средних способностями. Регби, учеба, профессиональная карьера – ангел один за другим ставил плюсики в колонке достижений Артюра. В свои тридцать лет сотрудник отдела международной торговли в недавно созданной фирме, тот шел по жизни победителем. Ни детей, ни прочных отношений – он был настолько эгоцентричен, что даже собаку или золотую рыбку заводить не хотел. Заботился он лишь о своей коллекции янтарных японских виски и о платиновой карте, предназначенной, чтобы копить мили. Эта последняя позволяла ему попирать ногами красную дорожку, ведущую к стойкам регистрации бизнес-класса всех аэропортов мира, и, шагая мимо пассажиров, толпящихся в очереди на пошлом сером ковролине, он с высоты своих метра восьмидесяти всегда поглядывал на них сверху вниз. Он твердо верил, что все прочие смотрят на его плотскую оболочку как на образцовую квартиру, в которой каждый был бы не прочь поселиться.

А потом его ангел-хранитель решил покрасить себе перышки – и выбрал цвет асфальта. Для начала женщина, в которую влюбился Артюр, выбросила его, как старый застиранный носок. Тогда же его родители решили расстаться. Каждый пошел своей дорогой, а Артюр остался на развилке. Отец переживал вторую молодость, увлекшись женщиной, которая годилась ему в дочери. Мать отправилась в индийский ашрам размышлять о человеческом уделе и с тех пор вестей о себе не подавала. Артюр начал пить. И пил все больше и больше. Забросил регби – на поле выходил разве что в третьем тайме. Зеленый свет для него постепенно принял самый темный бутылочный оттенок.

Всего за несколько месяцев он потерял работу, друзей, веру в себя и водительские права – после того как его остановили и нашли у него в крови два грамма алкоголя. Из-за этих двух граммов он набрал лишних килограммов двадцать веса.

Три года спустя, после множества пропущенных собеседований, центр занятости пригрозил вычеркнуть его из списков, если он не явится на старую карандашную фабрику Гастона Клюзеля в Монруже, где требовался торговый представитель. Артюр все еще цеплялся за надежду найти место в крупной международной компании или хотя бы перспективном стартапе, но, если он хотел и дальше получать пособие и не дать своему банковскому счету обнулиться, выбора у него, пожалуй, не оставалось.

После войны на фабрике Гастона Клюзеля насчитывалось почти триста работников. В день, когда Артюр предстал перед правнуком ее основателя Адрианом Клюзелем, который отчаянно надеялся, что провидение ниспошлет ему того, кто спасет предприятие, их стало почти на три сотни меньше.

Когда устраиваешься на работу, к собеседованию надо подготовиться. Артюр, стараясь оставить себе как можно меньше шансов, разоделся как попугай: старая тенниска морковного цвета, красные как мак ботинки, штаны цвета детской неожиданности и лазурные носки. Для большего шика он надел фиолетовые подштанники – и тот же прелестный оттенок придал своим щекам, залпом выдув бутылку «Кот-де-Прованса».

Клюзель встретил его у входа на фабрику и пригласил в свой кабинет. Он с первого же взгляда понял, что с этим соискателем-арлекином, который, пыхтя, взбирался по лестницам, кривые продаж точно не изменят направление.

– Артюр Асторг? Вижу, вы уже три года сидите без дела.

– Я не сижу без дела. Я с утра до вечера занят созерцанием. И в частности – созерцанием цвета!

– Простите?

– Да. Возьми, к примеру, цветные карандаши, – продолжал Артюр, намеренно ему тыкая. – Такие гении, как Матисс, Тулуз-Лотрек или Пикассо, использовали их в некоторых своих творениях. Ты это знал?

Клюзель, засомневавшись, не насмехается ли над ним Артюр, как вопрос, так и обращение на «ты» оставил без внимания.