Елена Гуйда - Шустрая Кэт [СИ]

Сиг затрясся и сделал шаг назад, затравлено поглядывая то на монстра, явившегося на его призыв, то на магистра, что казался сейчас хуже всех монстров во всех мирах, вместе взятых, то на ничего не понимающих нас.

— Кто мне скажет, кого тут так неосмотрительно призвал студент Колем? И за что он сегодня будет отрабатывать в склепе новообретённого умертвия уборщицей? — обратился к нам магистр, повернувшись к облизывающемуся и стучащемуся в стену пентаграммы, не выпускающей его в широкий мир, монстру спиной.

Руку ожидаемо поднял Фаул, чуть, от желания продемонстрировать, какие мы на самом деле неразумные, не перевернув скамейку, а заодно и парту.

— Лес рук и желающих меня порадовать, — поморщился куратор. — Давай, Тимер, продемонстрируй нам степень своей занудности.

Фаул на это если и обиделся, то виду не показал.

Как ужаленный в соответствующее место, взвился он со скамьи и отрапортовал не хуже, чем рядовой стражник перед следаком.

— Кеорас. Мелкий демон семейства стихийных, — тараторил он с видом начищенного умелым сапожником сапога. — Пакостничает по пустякам. Дождь на голову путника, к примеру, или что-то в этом роде. Особого ущерба нанести не может, но едва напитается негативными эмоциями…

— Всё, садись уже, — прервал его Дорк.

И чего он его, такого умного, невзлюбил-то. Никак потому, что докопаться не к чему.

Фаул на его резкую фразу отреагировал спокойно и шустренько уселся на место.

— Итак, мои дорогие студенты, для того чтобы призвать призрака, а не то, что откликнется, в первом слоге заклинание произносим жёстко. «Эсфэрио», а в последнем наоборот мягко. «Отвело». В противном случае призваться может чего и похуже, с которым вы, мои родненькие, мериться силой ещё не готовы, — напутствовал магистр Дорк. — Кимо терасо, — между прочим молвил он, и мы скорее догадались, что это заклинание изгнание демона.

Хотя вру. Фаул вон уже и не такое знал, чем вызывал у всех присутствующих острый приступ зубной боли.

Чудище обижено мяукнуло и превратилось в то же облачко, которое тут же рассеялось.

— Ладно. Пшли отсюда, — разрешил нам удалиться Дорк.

Но едва я сгребла учебники, добавил:

— Бирм, задержись.

Вот… дерьмо. А я уже надеялась, что пронесёт. Фигушки.

— Да, магистр Дорк, — опустила я голову и хлопнулась на скамью, ожидая, когда остальные студенты покинут аудиторию.

Студенты ретировались с резвостью молодых жеребцов, закусивших удила.

— Колем, найдёшь меня после пар, — не преминул напомнить магистр, что некоторым тут отработка положена.

На что Сиг поморщился, пробормотал нечто невразумительное, но согласное.

— Итак, Бирм, дорогая моя. Драгоценная, — расплылся в полной радости улыбке Дорк. У меня сия радость вызывала исключительно желудочный спазм и приступ изжоги. — В нашем некромантском строю неожиданно прибыло. Что меня лично безумно радует.

Кто бы сомневался.

— Не спрашиваю, как было дело. Мне это не интересно, — продолжал Дорк. — Поскольку особого ничего в газетах не писали, а значит, и особа, тобой убиенная, мстить через следственный комитет нам не будет.

Я помялась и кивнула, скорее по инерции подтверждая его слова.

— Но меня волнует не это. А если волнует меня, значит, должно волновать и тебя. Ты в ближайший месяц-два будешь несколько нестабильна. Возможны кошмары, всплески. И всё, из этого вытекающее. А потому постарайся магичить как можно реже и под надзором того, кто сможет бороться с непредвиденными последствиями.

— Ясно, — буркнула я, чтобы заполнить повисшую на миг в аудитории тишину.

— Это хорошо, что ясно. Потому как ты теперь некромант настоящий, а значит, выброс может привести к разрушениям, с которым не сравнится даже местячковый Апокалипсис. А посему береги нервную систему и контролируй потоки. Я, конечно, постараюсь за тобой приглядывать… но ты сама не плошай.

Я кивнула, давая понять, что всё понятно и будет приведено в исполнение тут же и с должным рвением.

— Ладно, раз ты у меня такая понятливая и умная, дуй на пары и не забывай, что если убьёшь кого в стенах Академии, то пеньковая не станет разбираться, случайно ты это сделала или умышленно, — напутствовал меня куратор.

Долго упрашивать меня не пришлось, и едва прозвучали заветные слова, я рванула из аудитории, как хорошая гончая, взявшая след.

Поистине неприятный, разговор произвёл на меня неизгладимое впечатление. Припомнились намёки Волена на предмет просветительства. Вот же ж… Гад. Не мог прямо сказать? Ждал, что я сама поинтересуюсь своим новым статусом. Версия о том, что таким образом Абрахам щадил мои чувства, была отринута как нежизнеспособная.

Впрочем, магичить под присмотром и контролировать эмоции — не худшее, что со мной могло случиться.

С этими оптимистическими мыслями я добрела до огромнейшей аудитории, где по расписанию у нас проходила лекция по целительству.

Нам, некромантам, она была постольку поскольку. Как, впрочем, и боевикам, что заняли все задние парты и что-то увлечённо обсуждали, оглашая и без того жужжащую пчелиным роем аудиторию взрывами хохота. Целители заняли парты поближе к лектору, справедливо рассудив, что кому-кому, а им невнимательность на лекции аукнется потом на экзамене. Я улыбнулась Милвене, помахавшей рукой, а после пожавшей плечами, указав на отсутствие свободных мест рядом с ней. Чуть выше сидели стихийники, которые вообще, кажется, не понимали, какого чёрта здесь делают. Но сидели, раз надо. Мои одногруппники устроились чуть ниже боевиков. Ровным тёмным пятном из шести человек, оставив при этом одно место для меня. Которое я и заняла.

— Эй, тёмная! — окликнул меня кто-то с задней парты.

Ага. Конечно. Благородные на «Эй!» не отзываются. Потому опустила голову, вроде как не ко мне это.

— Бирм! — вспомнил некто страшно въедливый позади, как меня величать.

Ну, Бирм не Эй, потому я развернулась в пол-оборота и напустила на себя вид как можно более недружелюбный.

Парень, которому жизнь спокойная жала, улыбнулся широкой белозубой улыбкой. Был он смешной. Курносый и рябой, зеленоглазый и рыжий. На таких посмотришь — и тут же улыбнуться хочется.

Но я ж некромант. Суровый, тёмный и злобный.

А потому просто подняла вопросительно бровь. Мол, что надо?

На него это особого впечатления не произвело. Как, впрочем, и то, что заёрзал рядом Алек.

— Слушай, Бирм. Тут одно дело есть.

Я едва не подавилась воздухом. Почему? А все неприятности в моей жизни начинаются именно с этих слов. И, как показывает практика, вылезают мне не самым приятным местом. Но для приличия сделала самый внимательный вид.

Воодушевлённый моим заинтересованным молчанием, боевик продолжил: