Елена Гуйда - Шустрая Кэт [СИ]

Это я к чему? А. Это я к тому, что книженция в моих руках могла действительно быть тем, что на ней понаписано.

В общем, я ставила на расчётливость и полное отсутствие склонности к транжирству магистра Волена. Ну или на то, что такой толщины книжка способна выстрел из королевской пушки выдержать, не то что гнев одного некроманта.

Правда, вот как раз гневаться Его Змейшество как раз и не спешили.

В библиотеке магистра Волена, ещё не совсем отошедшей от нашего прошлого скандала и оттого слегка смахивающую на Эсселинский континент после падения метеорита, уже минут пятнадцать стояла такая тишина, что даже труп заговорил бы, чтобы её хоть как-то разбавить. Магистр молча и неправдоподобно сосредоточенно листал какую-то книженцию, совершенно не собираясь начинать допрос и делая вид, что меня здесь нет. Это его высокомерное молчание жутко действовало на нервы. Ну вот я и сорвалась.

Каюсь. Грешна. А что поделать?

— Значит, это я виноват? И в чём же, позволь спросить? — спокойно закрыл он свой талмуд, подпёр кулаком подбородок и внимательно уставился на меня. Даже не моргал. И не дышал, кажется.

Вообще-то до этого момента у меня было несколько вариантов ответа на этот вопрос. Но сейчас, под прицелом его зеленющих глаз, как-то ни один не казался мне достаточно веским. Все заготовленные слова выветрились и потеряли свою красочность. И я как девица на первой исповеди, топталась и не могла подобрать нужных фраз для объяснений своего поведения.

Подобное состояние было для меня ново.

Чтобы Шустрая да не могла подобрать слов? Да землетрясения на Хасалийской равнине чаще случаются. Ну или мёртвые земли Ада цветут.

За последнее не поручусь. Ибо оттуда ещё никто не возвращался (или это я ещё чего-то в этом мире не знаю), а потому достоверных данных не имею. Но в общем, проблему вы поняли, да?

Я впервые терялась. И это болезненно било по моему самолюбию и несколько выбивало меня из колеи.

Впрочем, мучилась я недолго.

«Не можешь соврать, скажи правду так, чтобы никто в неё не поверил», — говорила умнейшая женщина в подлунном мире — моя мать. Да и… Что мне, в принципе, скрывать. Всё равно же не отстанет. И всё равно выдавит из меня истину, так что — пять минут позора и я, наконец, останусь один на один с самой умной и красивой девушкой Горвиха. С самой собой то есть. И буду позорно зализывать раны.

— Я хотела её увидеть, — выдохнула я, тяжело опустившись на диван, обняв книжку и уткнувшись в её ребро подбородком. — Мать. Я хотела увидеть мать, Абрахам.

Вот чёрт. Я точно не планировала, чтобы прозвучало так слезливо. Но что уже сделаешь?

А ничего.

Остается сидеть и ждать, как он воспримет то, что я сказала.

И что вы думаете.

Абрахам молчал, скотина такая. Кажется, некоторые тоже не очень-то представляют, как вести задушевные разговоры. Оно и не удивительно. Страшным и ужасным некромантам не свойственно изливать душу. Да и предоставлять собственную жилетку для подтирания соплей не слишком разумным девицам тоже как-то некомильфо.

— И я в этом виноват? — переспросил он, видимо, ничего лучше не придумав.

Не знаю, чего я от него ожидала, но хотелось чего-то более тёплого. Хотя о чём я вообще говорю?

— Ну да. Если бы у вас с Дорком не случился приступ нервного тика и вы, вместо того чтобы выставить меня за дверь в абсолютном неведеньи, всё мне нормально объяснили, то я бы не потащилась на городское кладбище… — вспылила я. — А так прекрасный повод для встречи с родными, не считаешь? Пришла, мол, поспрашивать о том, кто та скотина, что заделала моей матери меня и смылась в неизвестном направлении.

— Я бы не спешил с выводами и не вешал ярлыки, Кэт, — поморщился магистр, видимо, не очень довольный моей формулировкой мысли. Но уж простите, как-то иначе её сформулировать не получалось. — К тому же, кладбище несколько в другой стороне, если мне не изменяет память.

— Решила срезать путь. И отвязаться от твоими заботами приставленной ко мне нянюшки, — тут же протараторила я уже подготовленный ответ.

Хоть к чему-то я смогла-таки подготовиться, а не сверлить паркет взглядом, мямля что-то маловразумительное.

Абрахам как-то криво улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

— И это единственная причина, по которой тебя понесло в Квартал Семи Висельников?

— Абрахам, тебе ли не знать, что это единственное место, которое я знаю настолько хорошо, что если захочу, меня там никто и никогда не найдёт. А тогда мне очень хотелось уединения. Нервы успокоить.

Здесь я, конечно, слегка лукавила. Есть куча таких же, как и я, бродяжек, которые за три медяка и кусок чёрствого хлеба, найдут кого угодно и где угодно в два счёта. Они столь же вездесущи, как и мыши в амбаре, и точно так же всевидящи, слышащи и пролезающи в самую маленькую щель. Я и сама была такой и ещё год-два тому и не побрезговала бы таким заработком. Это сейчас пригрелась на груди страшного и ужасного магистра некромантии и придумала себе, что всё у меня теперь будет хорошо. Идиотка.

— Я её совсем не помню, — вырвалось у меня, и я сама испугалась своей откровенности. Но отступать было некуда. Раз начала, то… — Я почти забыла её голос, манеру разговаривать, её улыбку. Каждый день я напоминаю себе о ней. Стараюсь вспомнить, как она выглядела, что любила, что говорила, как откидывала волосы со лба. И с каждым днём это всё труднее, Абрахам, — слова давались тяжело, словно я не делилась сокровенным, а вырывала его прямо изнутри. Потому голос был тихим и хриплым до неузнаваемости. Казалось, что и не я рассказываю. И от этого становилось совсем немного, но легче. — Я боюсь, что в один прекрасный день от всех моих воспоминаний останутся только её глаза. Огромные синие глаза, и то только потому, что у меня точно такие же. Пока такие же. Чёрт его знает, как меня ещё изуродует магия Грани. И может, в один прекрасный день даже её глаза не смогу вспомнить.

В этот момент я позорно всхлипнула.

Вот…

Демон!

Позор тебе, Шустрая Кэт. Раскисла, расплылась… Стыдно кому сказать.

— Почему ты не сказала мне этого раньше? — спросил Абрахам, чуть помедлив, тем самым дав мне время немного собраться.

— Ты издеваешься? — взвилась я. Не так от возмутительного вопроса, как от злости на себя саму. Вот не люблю я, когда кто-то видит мою слабость. Слабые живут меньше и не так хорошо. Потому и ощерилась как волк, окружённый гончими. — Ты мне вообще ничего и никогда о себе не рассказываешь, а я должна была тебе тут душу изливать? Нет уж. Хватит с меня.

Повисла та самая неловкая пауза, которую не мешало бы чем-то заполнить, да толком не знаешь, чем.

Абрахам снова замолчал. Внимательно разглядывал обложку той самой книги, что недавно так увлечённо читал, и при этом раздражающе барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Ну а я не знала, куда себя деть.