Тим Пауэрс - Последний выдох [litres]

В первые два года плотного расписания Ники Брэдшоу практически жил на съемочных площадках, и когда Си-би-эс передала права на съемку телешоу студии «Стейдж-5 Продакшнз» в 1957 году, весь его мир стал объемнее и глубже. Режиссер из «Стейдж-5» использовал декорации, созданные для хичкоковского фильма «Неприятности с Гарри», и частенько снимал сцены в местных парках и даже иногда на побережье.

Его мир снова стал плоским, когда телешоу закрыли в 1960-м, через год после смерти крестного. (Он подгонял Кути в сторону своего кабинета, – это надо было сделать до прибытия призрака крестного.) И после его собственной смерти в 1975 году стал еще более плоским – на уровне мультяшного рисунка на краешках страниц блокнота.

Больше всего, даже больше, чем секса и еды, ему не хватало снов. Не меньше семнадцати лет он не давал себе спать, ведь если бы ему приснился страшный сон в состоянии, когда он не осуществляет сознательный контроль над своим мертвым телом, он бы не смог проснуться. Неизбежная психическая травма наверняка была бы столь сильной, что спровоцировала бы сброс оболочек испуганным призраком… и поскольку он продолжал находиться в своем теле уже после своей смерти, то у призрака попросту бы не было удерживающей связи, которая бы вернула его обратно в тело.

Они бы схлестнулись и впали в состояние полной дисгармонии, взорвались бы в устрашающей ускоренной обратной реакции.

Ему были известны несколько случаев, когда всего лишь через несколько мгновений после неустановленной смерти человек испытывал глубокую психологическую травму и тут же возгорался. Брэдшоу продержался семнадцать лет.

Но он все еще помнил, как укладывал усталое тело в постель, как закрывал глаза и позволял сну завладеть собой, помнил ночные пробуждения, когда смотрел на подсвеченные часы, чтобы узнать, что можно поспать еще несколько часов, помнил, как солнечным утром медленно приходишь в сознание, следишь, как перед внутренним взором тают картинки из сновидений, и, потягиваясь, отбрасываешь в сторону одеяло.

Спустя семнадцать лет он уже толком не помнил, какими бывают сны, и даже не помнил, что такое вкусовые ощущения. Сны были… видениями, как ему теперь казалось, ожившими грезами, над которыми человек почти или совсем не властен. Порой пугающие, да, но еще, насколько он помнил, иногда безумно эротичные, а иногда столь завораживающе прекрасные, что казалось, будто они были отзвуком настоящего рая. А еще во снах можно было общаться и смеяться с дорогими ему, но уже умершими людьми.

Лежащей на костлявом плечике Кути рукой он подгонял мальчика к главному корпусу.

Когда они вошли в темный офис, Брэдшоу нырнул на кухню за купленной Элизелд текилой, которой оставалось еще больше половины бутылки.

– Тебе сколько лет? – буркнул Брэдшоу.

– Восемьдесят четыре года, – ответил Кути.

– Алкоголь уже можно пить. – Брэдшоу невольно втянул воздух. – Если хочешь, конечно.

– Один стаканчик парню не навредит, – согласился Кути. – Кажется, после смерти я научился наслаждаться этими напитками.

«Всем призракам нравится», – подумал Брэдшоу и от души плеснул желтого алкоголя в стакан с Флинтстоунами.

– А ты не будешь пить? – насторожился Кути.

– Ох, – произнес Брэдшоу, – буду, конечно. Только найду себе чашку. – На книжной полке нашлась кофейная чашка, из которой он пил свой чай с шариками «ешь и плачь», и налил чуть текилы прямо поверх налипшей красноты.

Кути поднял свой стакан, но подождал, пока Брэдшоу опрокинет кофейную чашку и наберет в рот текилы.

«Что делать дальше, проглотить ее?» – подумал Брэдшоу.

Он глянул на Кути, который еще даже не пригубил. Брэдшоу вздохнул и проглотил напиток, ощущая зыбучий холод в горле и пытаясь вспомнить, какой вкус должен быть у текилы. Вкус перца с терпентином, насколько ему удалось вспомнить.

«Этого хватит, – подумал он. – Полагаю, это просто побудет у меня в желудке, пока не… испарится? Пропитает мои мертвые ткани, подобно маринаду?» В ближайшие пару дней, всерьез подумывал он, лучше не рыгать у открытого огня.

«Огонь», – и вспомнил случаи «спонтанного возгорания», когда свежеумерший испытывал психологическую травму. В ряде случаев это происходило после принятия алкоголя.

Он поставил чашку на стол.

– Слишком стар я уже для текилы. – Сделав вдох, он снова ощутил холодок быстро испаряющегося во рту алкоголя. – Мне и этот глоток боком выйдет.

Эдисон снова отпил из своего стакана.

– Мне хоть и восемьдесят четыре года, я все же обхожусь желудком одиннадцатилетнего мальчонки. Он наверняка проспит до утра, так что стаканчик-другой никак не повредят. К тому же сейчас мне есть что отпраздновать.

Не в силах говорить, Брэдшоу приподнял брови.

– В воскресенье мне присвоили степень бакалавра наук.

Брэдшоу понятия не имел, о чем говорит Эдисон, но медленно кивнул и взял бутылку, чтобы долить текилы в стакан Кути.

– Хорошая новость. – Он втянул воздух в легкие. – Ученая степень любые двери открывает.

К северу от аллеи на пологом зеленом лугу находилось озеро пошире и с такой спокойной водой, что Салливан мог четко рассмотреть вертикальные отражения высоких пальм с дальнего берега. В отражениях было на две пальмы больше, чем на берегу.

Тут и там на поросшем травой склоне стояли мраморные скамейки, и на каждой сидели фигурки. Одни смотрели на Салливана с Элизелд, другие беззвучно изображали общение и смех, и еще парочка склонились над тетрадками – наверное, писали стихи. Салливан предположил, что кто-нибудь из них вполне мог оказаться живым человеком, нашедшим здесь уединение.

Держа Элизелд за свободную руку, он торопливо двигался мимо урн, надгробных плит и статуй вниз по склону. За северным береговым изгибом всего в нескольких футах он заметил очередной квадрат с колотым белым камнем, и понял, что могила отца уже совсем рядом.

Теперь они с Элизелд шли вдоль берега, чтобы обойти призраков со склона, но к ним подплывали пальмовые ветви и поскрипывали, пугающе похоже имитируя утиное кряхтение. На илистом дне мелководного озерца вились и закручивались тонкие канальцы, словно днем там собирали крупных червей.

Салливан стал присматриваться к нашпигованным мрамором склонам, потянул носом холодный жасминовый воздух и вдруг понял, что его внимание привлек звук – низкие вибрации, словно за ближайшими камнями и деревьями спряталось много людей, которые одновременно издавали один и тот же звук.

С этой, северной стороны ложе озера было скрыто красными водяными лилиями, а могила его отца находилась по другую сторону от раскидистого серо-зеленого можжевельника, нависающего над водой.

– Нужно немного подняться вверх по склону, – с нажимом произнес он, – чтобы обойти заросли кустарника.