Михаил Фиреон - Полиция Гирты [СИ]

— Анна Мария — тихо произнес детектив, отнимая ладонь от ее руки.

— Марк… — сказала она и осеклась, смущенно улыбнулась тому, что такой торжественный момент вышел так глупо — как звали твоего отца?

— Михаэль — ответил детектив.

— Везде ты просто Марк Вертура — ответила она, доставая из поясной сумки чистый, расшитый черными с лиловым цветами платок и перевязывая руку детектива. Повязка тут же окрасилась кровью — разрез оказался слишком глубоким. Достав свой платок, спохватившись, что он засаленный и грязный, Вертура оторвал от левого рукава своей чистой белой рубахи длинный лоскут, перевязал им руку Марисы.

— Ну ты меня понял — указала она пальцем в пол и прибавила без тени улыбки — если ты нарушишь слово…

Детектив молча кивнул. Взял со стола чашу с вином и кровью и отпил из нее, аккуратно держа обеими руками, передал ей.

Они выпили все вино и теперь, оставив чашу на столе, стояли, обнявшись посреди комнаты. Мариса улыбалась, прижавшись к его груди щекой, жмурилась, ласково сжимала пальцы, захватывая одежду на его плечах. Он гладил ладонями ее волосы и спину. Так прошло некоторое время.

— Расскажешь мне как-нибудь про все эти гадостях еще? — когда торжественный момент уступил место легкому опьянению, и счастливой глупой эйфории, что всегда приходит на смену любой напряженной серьезности, ласково, словно произнося слова любви, спросил на ухо Марисы детектив.

Она отняла от него лицо, озадаченно и лукаво посмотрела на него.

— А я еще и не такое могу придумать. Ничего, как-нибудь к слову расскажу, не помилую! — и улыбнулась ему счастливой по-детски радостной, веселой и хитрой улыбкой, точь-в-точь как Майи Гранне сегодня в отделе — а ты что, так и поверил мне во всю эту ерунду, которую я для тебя выдумала?

За окном снова полыхнула молния. Прошло не меньше минуты, прежде чем раскат грома докатился до города. За это время Вертура уже успел поцеловать Марису в улыбающиеся губы, и она тоже одарила его нежным и ласковым поцелуем в ответ.

Стояла глухая дождливая ночь. Детектив проснулся. Он лежал на боку, подложив руку под подушку. Тяжелая с недосыпа усталость свинцовой тяжестью смыкала его веки, но отчего-то он не мог спать. Снова какое-то беспричинное беспокойство закралось в его сердце. Ему еще подумалось, что он все еще спит и видит какой-то дикий и чудовищный сон, какое-то сумасшедшее и неясное видение. Но сейчас все это было наяву. И тихо, беспокойно стонущая, шепчущая что-то во сне, словно ища у него защиты, прижавшаяся к его спине всем телом Мариса, и этот дождь, и эти необычные редкие молнии, озаряющие за окном откуда-то сбоку, со стороны моря, небо.

Словно почувствовав что он проснулся, насторожилась и Мариса, приподнялась на локте за его спиной, обхватила покрепче рукой его бок, поймала его за руку, повела головой, словно прислушиваясь к чему-то в темноте.

— Что-то не так… — только и прошептал он.

— Да — тихо и тревожно подтвердила она, кивнула в ответ и легла обратно на подушку. Он взял ее за руку, приласкал, притянул к себе. Она снова прижалась всем телом к его спине и уткнулась ему подбородком в затылок.

Он снова засыпал, но знал точно, что она не спит. Крепко держась за него, все также безмолвно и настороженно прислушивается к стоящей за окном тревожной ветреной и дождливой темноте.

С самого утра на улице поднялся какой-то шум. С моря, с крепости Гамотти, несколько раз вхолостую стреляла сигнальная пушка. На улице стояла необычайная возбужденная суета, то и дело слышались голоса, пересказывающие друг другу какие-то непонятные вести.

Вертура проснулся. Укрыв босые ноги одеялом, Мариса лежала рядом с ним на постели, в той же позе как всегда лежал сам детектив: заложив руку за голову и согнув ногу в колене, прислушивалась к происходящему под окнами. Рубаха на ней была распахнута, длинные распущенные волосы ниспадали на грудь и плечи. Лицо было мрачным, настороженным и, как всегда на службе в конторе, высокомерно-презрительным.

С улицы слышался голос дворника Фогге, в коридоре тоже шла какая-то оживленная шумная беседа.

— Это все-таки случилось — увидев, что Вертура проснулся, прокомментировала пока неясное ему событие, Мариса — вставай. Идем в контору. Быстро.

— Уже почти полдень. А ты меня не разбудила.

— Это у богатых медовые месяцы — строго осадила его Мариса — а у людей подневольных, типа тебя, только пять минут и те в обеденный перерыв.

Вертура было удивился ее словам, но все было наяву. И жгучая рана на руке, и грязная от крови из разрезов постель, и присохший к запястью платок, и надменно-повелительный взгляд Марисы.

— Только не говори мне, что вчера ты был пьян — неприязненно бросила она ему, соскакивая с кровати на пол и резким движением выпрямляя локти и колени — никаких оправданий. Раньше думать надо было. И головой, а не каким другим местом. Теперь я командую в этом доме, а тебе положено тихо сидеть под каблуком, никто тебя за язык не тянул, ты сам этого хотел. Быстро одевайся и не забудь тщательно почистить зубы, а то будешь лечить их, и мне не хватит денег на новую заколку и серьги. И жди на улице. На завтрак времени нет. Это ты во всем виноват, тебе и расследовать.

— Ну отсюда-то совсем не видно — важно и пространно объяснял дворник Фогге, показывая детективу куда-то вдоль проспекта генерала Гримма, в сторону дворца Прицци и моря так, словно уже давал интервью в газету — но если так, то слишком далеко и особо и не на что смотреть.

— С крыши все хорошо видно! — важно вмешался старый печник Олле. Бывалый отставной артиллерист — тут сказали мэтр Глюк будет стрелять из своей пушки. Вот и поглядим, достанет эта перечница туда или нет.

Детектив мрачно кивал в знак согласия головой, поджимал от холода плечи, курил, слушал эти беспредметные обсуждения. Как и сказала Мариса, ждал ее на улице у парадных дверей.

На мосту было людно. Жители и все еще многочисленные гости города останавливались, подходили к парапету, чтобы получше разглядеть и обсудить то, что за ночь возникло в море к северо-западу от Гирты. И было на что посмотреть.

Два тяжелых воздушных корабля, поднятые по всей видимости по тревоге, парили низко над гладью залива в нескольких километрах к западу от крепости Гамотти, а за ними, вдали, быть может в тридцати или сорока километрах от города — с высоты моста, соединяющего два высоких берега реки было трудно определить без дальномера, прямо из моря, поднимался красно-оранжевый, похожий на башню барона Тсурбы, только во много-много раз больше, Обелиск. Вертура достал из поясной сумки свою маленькую подзорную трубу и навел ее на артефакт, за одну ночь выросший из пучин. Через увеличение можно было разглядеть, что стены Обелиска имеют грани и больше всего похожи на ребра жесткости конструкции, как дол на мече, а верхушка напоминает какие-то густые рыже-красные заросли, как губка или какое еще дивное морское растение, густыми кущами обрамляющее вершину. Насмотревшись вдоволь, детектив молча передал оптический прибор Марисе, но та только бросила взгляд на неопознанный объект и тут же перевела его на парусники, что с попутным ветром, спуская паруса, чтобы сбросить у берега скорость, входили в залив, мчались по мерцающей свежим утренним солнцем, серой холодной воде.