Чайна Мьевилль - Город и город [litres]

– Сама говоришь – он довольно тупой.

– Ну да, но зачем ему это?

– Он любит запугивать людей.

– Верно. Все они такие – так устроена политика, да? Наверное, именно это и происходит. Они угрожают, чтобы отпугнуть вас.

– От чего отпугнуть?

– Нет, не отпугнуть. Я хотела сказать «припугнуть». Эти парни – прирожденные громилы.

– Кто знает? Может, ему есть что скрывать, а может, и нет. Если честно, то мне нравится мысль о том, что Пролом будет выслеживать Седра и его людей. После того, как наконец подадут прошение.

– Угу. Я просто подумала, что вы показались… Мы по-прежнему пытаемся взять след, и я подумала – вдруг вам хотелось бы… Я не ожидала, что нам еще придется этим заниматься. Ведь теперь мы просто ждем, когда комитет…

– Да. Ну, ты сама понимаешь… – Я посмотрел на нее, а потом вдаль. – Будет приятно передать это дело; Махалии действительно нужен Пролом. Но мы его еще не сдали. Чем больше материалов им отдадим, тем лучше… – С этим можно было поспорить.

Глубокий вдох, выдох. Я остановил машину и, прежде чем поехать в штаб, купил нам кофе в новом заведении. «Американо», к отвращению Корви.

– Я думала, что вам нравится «ай-тюрко».

– Да, но любовь к «ай-тюрко» уступает безразличию.

На следующее утро я пришел на работу рано, но сориентироваться не успел.

– Тиад, тебя вызывает el jefe , – сказала Цура, которая в этот день дежурила за стойкой.

– Черт. Он уже здесь? – Я закрыл лицо рукой и шепнул: – Отвернись, отвернись, Цура. Когда я вошел, ты была в туалете. Ты меня не видела.

– Брось, Тиад. – Она отмахнулась от меня и закрыла глаза. Но на своем столе я обнаружил записку: «НЕМЕДЛЕННО зайди ко мне». Я закатил глаза. Ловко. Если бы он отправил мне это сообщение по электронной или по голосовой почте, то я мог бы еще несколько часов утверждать, что не получил его. Но теперь уклониться я не мог.

– Господин комиссар? – Я постучал в дверь и заглянул в его кабинет. Я обдумал то, как стану объяснять свой визит к «Истинным гражданам». Я надеялся, что Корви не окажется слишком верной или благородной и не станет брать вину на себя, если ее начнут мешать с грязью. – Вызывали?

Гэдлем посмотрел на меня поверх края кружки и жестом предложил мне сесть.

– Я слышал про Джири, – сказал он. – Что произошло?

– Да, господин комиссар. Мы… мы облажались. – Я не пытался с ними связаться. Я не знал, поняла ли миссис Джири, куда делась ее бумага. – Кажется, они… ну, вы понимаете… они просто расстроились и совершили глупость…

– Глупость, которая была тщательно спланирована. Одна из самых подготовленных спонтанных глупостей, о которых я когда-либо слышал. Они подадут на нас жалобу? Мне стоит ждать суровой отповеди от американского посольства?

– Я не знаю. Это было бы немного нагло с их стороны. Оснований для этого у них будет немного.

К сожалению, все было просто: они проломились. Гэдлем со вздохом кивнул, а затем выставил передо мной сжатые кулаки.

– Хорошая новость или плохая?

– Э-э… плохая.

– Нет, сначала вы узнаете хорошую. – Он потряс левым кулаком, театральным жестом раскрыл его и заговорил так, словно выпустил оттуда предложение. – Хорошая новость состоит в том, что я хочу дать вам одно невероятно захватывающее дело. – Я подождал. – Плохая новость. – Он раскрыл правый кулак, а затем с неподдельной злостью стукнул им по столу. – Плохая новость, инспектор Борлу, состоит в том, что оно – то же самое дело, над которым вы уже работаете.

– Господин комиссар? Я не понимаю…

– Ну да, инспектор. Кто из нас способен это понять? Кто из нас, простых смертных, получил дар понимания ? Вы продолжаете вести дело. – Он развернул какое-то письмо и помахал им передо мной. Я увидел марки и тисненые символы над текстом. – Весточка из Надзорного комитета. Их официальный ответ. Вы же помните про эту маленькую формальность? Так вот, они не собираются передавать дело Махалии Джири. Они отказываются призвать Пролом.

Я резко откинулся на спинку стула.

– Что? Что? Какого дьявола?..

– Нисему от лица комитета сообщает нам, что они изучили представленные доказательства и пришли к выводу, что их недостаточно, чтобы утверждать о наличии пролома, – бесстрастно сказал он.

– Брехня. – Я встал. – Господин комиссар, вы видели мое досье, вы знаете, что я им передал, вы знаете, что это точно пролом. Что они сказали? Какие привели доводы? Там указано, кто за что голосовал? Кто подписал письмо?

– Они не обязаны называть причины. – Он покачал головой и с отвращением посмотрел на письмо, которое держал кончиками пальцев, словно щипцами.

– Черт побери. Кто-то пытается… Это просто нелепо. Нам нужно призвать Пролом. Только они могут… Как я должен все это расследовать? Я же просто бешельский коп. Тут творится какая-то херня.

– Ладно, Борлу. Как я уже сказал, они не обязаны называть причины, но они, несомненно, предполагали, что мы вежливо выразим изумление, и поэтому прислали записку – и приложение. Судя по этой написанной надменным языком записочке, проблема не в твоей презентации. Можете утешать себя фактом, что, как бы неуклюже вы ни действовали, вы более или менее убедили их, что это случай пролома. Но, как они утверждают, в ходе их «стандартного расследования», – его пальцы, жестом обозначающие кавычки, были похожи на когти птиц, – обнаружилась дополнительная информация. А именно…

Он постучал по одному из писем или какому-то хламу на столе, бросил его мне. Видеокассета. Он указал на телевизор с видеомагнитофоном, стоявший в углу кабинета. Появилось изображение – скверное, цвета сепии, с крапинками помех. Звука не было. По диагонали экрана ползли машины – не плотное, но постоянное движение. В верхней части картинки, между колоннами и стенами домов – метка даты/времени.

– Что я должен увидеть? – С датой я уже разобрался: ночь, пара недель назад. Ночь, предшествовавшая тому дню, когда нашли тело Махалии Джири. – Что я должен увидеть?

Немногочисленные автомобили ускорились, задергались. Гэдлем яростно махал рукой, управляя записью с помощью пульта, словно дирижерской палочкой. Он промотал несколько минут.

– Где все это снято? Картинка – отстой.

– Она гораздо менее отстойная, чем наши, а это главное. Ну вот, – сказал он. – Глубокая ночь. Где мы, Борлу? Исследуйте, следователь. Смотрите справа.

Проехала красная машина, серая, старый грузовик, а затем… «Привет! Вуаля!» – крикнул Гэдлем… грязный белый фургон. Он прополз из правого нижнего угла картинки в левый верхний, остановился – вероятно, повинуясь невидимому светофору – и исчез за границами экрана.

Я вопросительно посмотрел на Гэдлема.

– Обратите внимание на пятна, – сказал он. Он ускорил воспроизведение, снова заставляя машинки плясать. – Тут они нас немного уделали. Прошел час с небольшим. Привет! – Он нажал воспроизведение, и одна, две, три машины, а затем белый фургон – наверное, тот же самый – снова появились. На этот раз фургон двигался в противоположном направлении. В кадр камеры попал его передний номер.