Мария Бородина - Завтра я стану тобой

Но больше всего пугала не неизвестность. Самым страшным казалось то, что путь назад ещё был! Я могла вернуться домой и сделать вид, что ничего не произошло. И остаться в привычном мире, на старой роли. Ведь скорее Йозеф примет меня снова, чем отпустит. Поворчит для вида, но примет! Он может презирать меня, но отрицать, что я нужна ему, глупо.

Почтенные Покровители, уж лучше бы у меня не осталось шансов!

Повозка остановилась у дома, и я вытерла глаза. Спрыгнула в траву, едва не запутавшись в подоле. Но пока шла по мощёной тропке к воротам, слёзы нахлынули снова. Я ущипнула себя за плечо, надеясь, что боль заглушит грусть. Нельзя, чтобы Йозеф видел моё состояние и пытался на нём играть. Он не упустит такой случай! За долгие годовые циклы совместной жизни я слишком хорошо узнала мужа.

Долго собиралась прежде, чем толкнуть дверь. А когда решилась – она на удивление легко поддалась. Странно, что Йозеф не заперся. Видимо, ждал. Я тоже стала для него предсказуемой. Не сосчитать, сколько раз я пыталась уйти и возвращалась вновь.

Знакомая гостиная показалась холодной и мрачной. Чужой. Она больше не обнимала и не тянула к себе, а наоборот: стремилась вытолкнуть, как чрево – нежеланного ребёнка. Свет, проникающий сквозь широкие окна, померк и стал мутным и матовым, как в склепе. Лишь одно оставалось неизменным: Йозеф сидел на своём любимом месте. Лохматая черноволосая макушка, как и прежде, торчала из-за спинки кресла.

Услышав мои шаги, Йозеф лениво поднял голову.

– Вернулась? – сонно проговорил он.

В груди разлилось сомнение: тягучее и липкое, как жжёный сахар. Выбросило щупальца сквозь кожу и окрутило запястья. И я вдруг обнаружила, что не хочу ничего менять. Здесь – моё гнездо, и я не желаю улетать. Подняться бы в спальню, прилечь на кровать и, смакуя приятную усталость, наблюдать, как над горизонтом разливается красный закат. Вычеркнуть бы из памяти последние два часа!

Но иногда нужно пойти наперерез своим желаниям, чтобы получить большее. Сдаться всегда просто. А я развязала войну. И теперь обязана идти до конца.

Хотя бы раз я должна выстоять!

Я сжала руки в кулаки: так крепко, что молния боли взлетела к локтям, прожигая кожу. Вдохнула, чтобы умерить сердцебиение, ставшее невыносимым. И лишь после этого произнесла:

– Я пришла, чтобы уйти. Насовсем.

Вот и перекрыт последний путь к отступлению. Пол под ногами превратился в спрессованный воздух. Иллюзии рухнули, оставив наедине с колючей реальностью. Стало зябко и душно. Захотелось набросить на плечи одеяло и завернуться в него, как в кокон. И не вылезать, пока не стану бабочкой.

– Всё ещё злишься? – мягко проговорил Йозеф. – Прекращай.

– Начал ты, Йозеф, – возразила я. – Начал и закончил.

– Чтобы я больше таких глупостей не слышал, – оборвал муж. – Приготовь-ка поесть. С утра у меня во рту ничего не было, кроме горелого яичного суфле.

– Теперь ты готовишь сам, – я пожала плечами, вспоминая утренний запах гари. – Привыкай.

– Что ты сказала?!

Кресло жалобно скрипнуло разболтанными ножками. Тень на полу удлинилась и почти коснулась окна на задний двор. Поднявшись, Йозеф подлетел ко мне. Его глаза ещё не горели яростью, но губы уже сжались, а скулы – напряглись. Я хорошо знала, что означает это выражение лица, и к чему обычно приводит такая реакция. Сомнения снова напомнили о себе, призывая покорно опустить голову и оставить безумную затею. Мне даже захотелось провалиться сквозь землю, прямо в пристанище Разрушителей. Или перемотать время на несколько дней вперёд. Туда, где я уже свободна.

Или туда, где я избита, загнана и поймана. И пытаюсь проживать привычные будни, как ни в чём не бывало.

Два глаза выжидающе поглядывали на меня. Две ладони сжались в кулаки. Сердце снова превратилось в раненую птицу, рвущуюся на волю. Я хотела прекратить это здесь и сейчас. Но не так, как обычно. На этот раз победа должна остаться за мной. Кем я стану, если позволю неопределённости и слабостям одолеть себя?

– Повтори, Сирилла, – Йозеф задохнулся.

– Теперь ты готовишь сам, – я гордо вздёрнула подбородок. – Меня в твоей жизни больше нет.

– Неправда! – знакомые руки взметнулись в воздух и вцепились в мои плечи. Пальцы упёрлись точно в утренние ссадины и сдавили кожу. Я едва не взвыла от боли. – Куда ты пойдёшь-то?! У тебя нет даже места для ночлега! Ты не ценишь то важное и необходимое, что я даю тебе! И не признаёшь, что пустое место без меня, Сирилла!

– Почему же ты так держишься за это пустое место?! – выкрикнула я ему в лицо. – Может быть, потому, что сам ничего собой не представляешь?!

В следующую секунду меня отшвырнуло толчком. Гостиная пронеслась перед глазами по кругу, и я врезалась в стену у лестницы. Край перил с размаха влетел в живот, и я закусила губу, чтобы не взвыть от боли. Из глаз едким потоком брызнули слёзы. Теперь притворяться было бесполезно. Оставалось лишь держаться с достоинством.

– Думай, что говоришь, – чёрная тень накрыла меня. – И прикидывай свои возможности, прежде, чем шутить. А то и вправду выгоню – недорого возьму.

– Ты ничего не понял, – прошептала я, глотая слёзы. Взгляд упёрся в переносье Йозефа. Его глаза недобро поблескивали. – Я и вправду ухожу.

– Перестань шутить, Сирилла! Мне это не нравится!

– Я не шучу!

Тень стремительно выпустила щупальце, и на затылок обрушилась ладонь. Уши оглохли от пронзительного звона, а голову наполнило пульсирующее гудение. Не удержав равновесие, я приземлилась на лестницу. Пересчитала спиной нижние ступеньки и съехала к её подножию. И даже попыталась снова встать на ноги. Но не успела я опомниться, как меня пригвоздили к лестнице новые удары. И боль, разливающаяся по мышцам горячей лавой.

– Ты останешься! – выкрикнул Йозеф, швыряя меня оземь. – Ты никуда не посмеешь идти, пока я не скажу! Всё поняла?!

– Я всё равно уйду, – выдавила, проглотив кровь из треснувшей губы. – В чужой ли дом, к Покровителям ли. Да даже на улицу, милостыню просить! Лишь бы подальше от тебя.

– Гадкая пленница Треклятых! – надо мной нависла толстая подошва домашних туфель.

Я вцепилась в его брюки, желая отвести атаку, но силы не были равны. Он отшвырнул меня, как надоедливую собачонку, и я снова грохнулась на лестницу. Удары и пинки прилетали один за другим, пригибая к ступенькам. И каждый выжимал из меня новые слёзы. Йозеф бил по голове, словно желая вытряхнуть из меня моё решение. Только получалось наоборот: он вбивал его крепче. Теперь оно уже не казалось безумным, и меня распирало от желания поскорее осуществить задуманное.

Йозеф перевернул меня на живот и навалился сверху всем телом, вжав в лестницу. Намотал волосы на ладонь и поднял мою голову. Острое ребро ступеньки царапнуло горло, заставив закашляться. Я уже не могла разговаривать: лишь прерывисто дышала и плакала, презирая себя за беспомощность.